— Будет, чем похвастаться перед друзьями. В кои-то веки. — Она не отворачивается от стекла, как будто приклеилась.
Она не знает, что у него почти не осталось друзей.
Если бы у Драко было немного больше сил, он мог бы ответить что-нибудь язвительное, ехидное, ироничное. Но он просто закрывает глаза. Смотрит в темноту под своими веками и ловит медленно вспухающие круги желтоватого цвета под ними.
— Ты всё ещё не хочешь поделиться со мной, приятель?
— Забини, не заливай. Дай мне пару флаконов и возьми деньги. Разговор по душам мне сейчас ни к чему.
— Он тебе всегда ни к чему, но я напомню — ты катишься по скользкой дорожке, Малфой. С каждым приёмом зелья всё быстрее и быстрее. Моргнуть не успеешь, как окажешься на дне.
— Я на дне с того момента, как мы закончили школу, Блейз. Хватит таращиться, ради Салазара. Дай мне чёртово зелье, и я уйду.
— Кто твой якорь, Малфой? На кого не действует магия этого зелья?
— …
— Малфой, чёрт тебя дери! Это чёрная магия, это не долбаный Феликс Фелицис, здесь всё куда сложнее и сильнее. Ты четвёртый год принимаешь это дерьмо, я не поверю, чтобы четыре года подряд у тебя была эмоциональная связь с кем-то из твоих многочисленных ведьм, Мерлин!
— Связь куда дольше, чем четыре года, — горечь в своих словах уже не пугает Драко.
— Господи. Да я просто переживаю за тебя, дружище. Если ты потеряешь свой якорь, эта штука сожрёт тебя. Я работаю в Мунго, помнишь? Я видел этих ребят, которые сидят на этой дури. Сидели, пока у них крышу не сорвало.
— Я убил некоторых из них. Я работаю палачом в Министерстве, помнишь?
Три стеклянных флакона со светящимся красноватым зельем со стуком опускаются на стол. В глазах Забини что-то, отдалённо напоминающее страх. Или просто кажется.
— Прости, друг, но я скажу. Твой отец не стоит этого.
— Чего? — спокойно спрашивает Драко, пряча флаконы в карман мантии. — Я делаю это не ради него.
— Начал-то, потому что побоялся разочаровать.
— Сейчас я делаю это не ради него, — терпеливо исправляется он.
— Просто скажи, что уверен в своём якоре. Что он никуда не исчезнет. Что ты не слетишь с катушек и завяжешь с этим.
— Да.
— Драко… Кто бы ни была эта девушка, просто, ну… скажи ей. Она — твой путь назад. Если ты решишь закончить с этой гадостью. Только на неё не действует…
— Спасибо, Забини. Я заскочу ещё.
Гермиона смотрит на пустое кресло, когда Малфой делает несколько плавных шагов к ней. Он движется осторожно, почти хищно. И боковое зрение рисует ей высокую, объятую чёрной мантией, фигуру и бельмо белоснежных волос. Бельмо в её сознании и здравомыслии.
Она не понимает его. Не понимает.
— Ты лжёшь им, — шепчет она.
Это не беспомощный шёпот. Он громкий и злой.
— Я знаю, — шепчет Драко в ответ. В его голосе лишь ирония и притворное сожаление. — Я знаю, Грейнджер.
У неё начинает болеть позвоночник. Она смотрит на пустое кресло так яростно, что колет за ушами.
— Я пока не представляю, что это, но не смей применять своё… гнусное внушение на мне.
«На тебя это никогда не подействует, как бы я этого ни хотел.
Никогда, Грейнджер».
Драко ведёт взглядом по бледному профилю, на который бросает синие тени зачарованная дымка стекла. Тонкие грифели ресниц загнуты кверху. Волосы аккуратно уложены в узел на затылке — о школьных временах напоминают лишь несколько непослушных выбившихся прядей, плавными тугими кольцами застывшие около ушей.
— Советую тебе смириться с тем, что не все первые места будет занимать твоё имя.
— Я не стремлюсь к лидерству, — чеканят её губы. — В отличие от некоторых.
Ему хочется рассмеяться, но он всего лишь смотрит на её рот. Он понимает, что каждый из их разговоров начинается ничем и ничем же заканчивается. Дольше, чем четыре года. Куда дольше.
— Я узнаю твой секрет, Малфой. Даже не надейся, что я позволю тебе… позволю… делать из всех дураков.
— Дураков? Мне это не нужно.
— А что тогда?
«Ничего».
Он молчит.
Его жизни больше не существует. Безликая тень, словно вместе с уродливой меткой несколько лет назад его тело покинул и огромный кусок его души. Словно он, идиот, надеялся, что что-то большое, и светлое, и запретное в его душе спасёт от падения. Словно это чувство внутри, которое он поклялся не называть вслух, словно оно могло остановить его. Удержать от падения.
Всё в заднице, Грейнджер. Всё, что касается меня — всё это в заднице. И это даже не факт. Это правило, которое скрежещет на зубах, когда я пытаюсь… хотя бы что-то. Пытаюсь протянуть руку и коснуться твоих волос. Пытаюсь заговорить.
Пытаюсь не провалиться под лёд. Даже сейчас.
Ты стоишь на твёрдой земле, а я — на тонком стекле с паутиной трещин.
Разница в том, что ты не упадёшь. А подо мной — бездна. И я в ужасе.
В ужасе от того, что ты держишь мою руку.
Гермиона смотрит на пустое кресло, когда Драко выходит из комнаты и плотно закрывает за собой дверь.
* * *
Он свинчивает крышку флакона и смотрит на красный дымок, тут же заструившийся из узкого горлышка. Наклоняется и втягивает его носом, прикрывая глаза.
У этой дряни нет запаха.
Зажать пальцем. Перевернуть. Слегка тряхнуть и тут же поставить на полку, плотно закрутить. Красная капля на подушечке пальца, как кровяная брызга. Драко смотрит на неё, словно в ней есть кусочек от Бога. От самого Мерлина.
