На советской службе - [22]

Сортировка совершалась в маленьких помещениях, в которых, кроме ювелиров, сортировавших камни, также присутствовали по два так называемых «глазных работника». Дело этих двух служащих заключалось исключительно в том, чтобы зорко следить глазами за тем, чтобы ни один камешек не пропал.

Церковные книги

При осмотре Гохрана я в одном из зал заметил рабочего, сбивавшего серебряные оклады со старинных церковных книг. Я осмотрел одну из книг, это была старинная церковная книга конца 17-го столетия, и я спросил рабочего, на каком основании он сбивает серебряный оклад с этой книги. Он ответил мне, что делает это по определенному поручение начальника Гохрана и что он этой работой занимается уже месяцами. Конечно, эти оклады весьма тонки, но так как церковные книги имеют большой формат, а ему пришлось сбивать уже много таких окладов, то в результате этим добыто уже изрядное количество серебра.

Русское церковное искусство в общем не стояло на очень высоком уровне. Изготовлявшиеся обычно из серебра иконные ризы и обиходные церковные сосуды не представляли собою высоко художественных изделий. Все же, именно оклады церковных книг были изготовляемы с особенной любовью наилучшими ремесленниками того времени. Весьма часто в эти оклады были вделаны цветные медальоны из эмали с изображениями святых и др. церковных сюжетов, сбивание таких окладов с церковных книг во всяком случае было вандализмом, который не должен был иметь места ни при каких условиях. Стоимость серебра, полученного от переплавки такого серебряного оклада, была ничтожна и не стояла ни в каком соответствии с той ценностью, денежною или антикварною, которую представляла из себя церковная книга в старинном неповрежденном серебряном окладе.

Иконы

В некоторых других помещениях Гохрана я нашел ряд женщин, снимавших жемчуг, зерно за зерном, со старинных жемчужных иконных риз. Причем эти ризы состояли не из драгоценного отборного жемчуга, а из простого дешевого речного жемчуга, так называемого «бурмитского зерна». Женщины снимали отдельный жемчужины, очищали, сортировали и нанизывали их, сообразно величине, на отдельный нитки. Эти нитки предполагалось потом продавать. Таким образом были уничтожены сотни икон, из них очень много 18-го века и большое количество икон 17-го века. Правда, жемчужные иконные ризы, в большинстве своем, не имели высокой художественной ценности, но во всяком случае это были предметы трогательного благочестия, изготовленные всегда чрезвычайно тщательно, а иногда и высокохудожественно. Уничтожение этих икон являлось недопустимым со всех точек зрения, так как путем продажи дешевого ручного жемчуга, за вычетом стоимости этой работы, получались смехотворно низкие с бюджетной точки зрения суммы, между тем как религиозные, антикварные и подчас высокохудожественные ценности безнадежно и окончательно уничтожались.

Борьба с начальником Гохрана

Возмущенный этой бессмысленной работой и с твердым решением сделать все, чтобы положить конец этому вандализму, я имел краткий разговор с начальником Гохрана, тов. Никифоровым, рабочим лет 45-ти, заслуженным членом партии, с большим политическим прошлым. Он посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью и ответил на мой вопрос, почему происходят подобные вещи, просто:

— Это происходит потому, чтобы уничтожать церковное имущество. Вот почему. Вот моя цель.

Я понял уже после этих нескольких слов, что разговаривать с этим человеком совершенно безнадежно и поэтому издал письменное распоряжение на имя начальника Гохрана, в коем предложил ему немедленно-же приостановить «работу по срыванию серебряных окладов со старинных церковных книг» и взамен этого приступить к исполнению гораздо более срочных указанных мною работ.

На следующий день после получения этого распоряжения Никифоров явился к моему коллеге Шлейферу и возмущенно жаловался ему по поводу моих действий. Шлейфер меня вызвал и Никифоров сказал мне прямо в лицо:

— Я даже и не подумаю исполнять ваших распоряжений. Ваше распоряжение явно контр-революционное. Я сам бывший министр-президент Дальне-Восточной Республики и не позволю, чтобы человек, стоящий вне партии, мне что-либо предписывал.

Шлейфер указал ему в моем присутствии на то, что Сокольников вызвал меня из за границы в Москву в виду того, что я благодаря моим финансовым и прочим знаниям несомненно способен рационально провести классификацию и реализацию находящихся в Гохране ценностей.

Я попытался затем убедить Никифорова, в самой вежливой форме, в правильности моего распоряжения. Я сказал ему, между прочим, что церковная книга, вырванная из оклада, почти ничего не стоит, во всяком случае стоит неизмеримо меньше, чем если бы она была в окладе. Я указал ему и на то, что в Москве на Никитской улице имеется лавка, в которой совершенно официально и с разрешения советского правительства продаются церковные сосуды нового изготовления для православной церковной службы. Если советское правительство, следовательно, ведя борьбу против религии, не считает необходимым запрещать верующим покупку новой церковной утвари, то ведь вполне естественно, что церковная утварь 17, 18 и 19 столетия, поскольку она еще не повреждена, должна быть тщательно сохранена хотя бы для того, чтобы возможно было впоследствии употребить таковую в качестве предмета продажи православным религиозным общинам. Во всяком случай, как бы то ни было, уничтожение этих предметов, даже и с чисто бюджетной точки зрения, является прямым преступлением. Никифоров злобно посмотрел на меня и сказал мне: