На солнечной стороне - [11]

Нора стала подниматься по лестнице — нашел же себе номер! Но, в общем-то, брату везло в жизни, разве что семейная жизнь не слишком удалась, жена почти оторвала его от родительской семьи. В тринадцатой комнате стояло три письменных стола, за одним из них сидел Саша. Двое его сослуживцев сейчас же устремили взгляды на ее ноги. Брат сначала нахмурился, потом добродушно засмеялся:

— Это моя сестренка, ничего, правда?

Сослуживцы что-то пробормотали в ответ, а один из них, с бакенбардами, облизнулся. «Напрасно облизываешься! — сердито подумала Нора. — Я тебя не пригрею…» Ни с кем не поздоровавшись за руку, она села на единственный свободный стул.

— Когда приступать к работе? — деловито осведомилась она.

— Не спеши! — Все трое рассмеялись. — Ты, наверно, не завтракала?

— Нет.

— Тогда давай сначала позавтракаем, а потом я отведу тебя к начальству, тогда станет все ясно. Где твой чемодан?

— В гостинице на пристани.

— Хорошо, у меня машина, съездим туда.

В лавке не было ничего, кроме колбасы. Нора почти не притронулась к еде, но ее брат съел все с большим аппетитом. В отличие от Норы он рано располнел, пояс с золотой пряжкой делил надвое его мягкий живот. У брата и сестры были только глаза одинаковые — ясные и веселые, но характерами они совсем не походили друг на друга. Нора обладала скорее мужским характером, а Саша тяготел к семейному уюту, заботился о своей внешности, был скуповат. Под влиянием жены он отказался от курения и регулярно бросал в детскую копилку деньги, которые раньше тратил на сигареты. Нора так же сильно любила его, как и презирала.

После завтрака Саша отвел ее к начальнику. Это был мужчина среднего возраста с видом молчальника.

— У вас что, нет другого платья, подлиннее? — буркнул он.

Нора снисходительно взглянула на него:

— У меня есть брюки…

— Хорошо, пусть будут брюки… Нельзя ходить с голыми ногами… Здесь, как на фронте, девушка.

— На вашем фронте стреляют главным образом по ногам? — едко спросила Нора.

Начальнику, видимо, понравился этот ответ, потому что он посмотрел на нее с уважением.

— Надевай брюки, — повторил он. — Ты что-нибудь понимаешь в телефонах?

— Только в телефонах и понимаю, — искренне ответила Нора.

— Наверно, как моя Сузи, — начальник улыбнулся, — моя младшая. Как встанет утром, так сразу, не успев помыться, хватается за телефон… Иногда до двенадцати часов разговаривает…

— Ну, раз вы ей это позволяете…

— А кто ей может запретить? Сейчас же заявит, что это насилие…

— Сочувствую вам.

Начальник поднял телефонную трубку.

— Стефка, я посылаю тебе… как тебя зовут? — Он вопросительно посмотрел на нее. — Нору, да, Нору Шишкову, твою сменщицу. Введи ее в курс дел. С завтрашнего дня она выйдет на работу.

— А квартира? — осторожно осведомился Саша.

— Да-а, — протянул начальник. — Это и в самом деле проблема. В крайнем случае, не мог бы ты устроить ее у себя на пару дней?

Саша покраснел, как девушка.

— Об этом не может быть и речи! — решительно ответила Нора. — Предпочитаю спать на улице.

— Они не очень ладят с моей… — забормотал ее брат.

Нора презрительно замолчала. Начальник набрал другой номер.

— Дончо, зайди ко мне.

Вскоре пришел Дончо — крупный парень, голубоглазый, аккуратно одетый, с ярким румянцем на щеках. Норе показалось, что длинные руки парня свисают почти до колен.

— Видишь ли, шеф, — начал он, не ожидая вопроса, — сейчас я могу поселить ее только у бай[1] Тако. С ним уже был разговор.

— Вот и прекрасно! — обрадовался начальник. — Кто от тебя требует чего-то другого?

— Все не так просто, — продолжил Дончо. — Конечно, комната приветливая, чистая. Никто в ней не жил с тех пор, как умер его мальчик. Там, правда, нет водопровода и придется воду носить из колодца, но не в этом беда.

— Не в этом, — согласился начальник. — А в чем?

— Дело в том, что бай Тако и слышать не хочет о том, чтобы туда кого-то поселяли. Когда я ему сказал об этом, он чуть не заплакал. Сказал, что лучше пусть ему глаз выколют, чем чужого человека там поселят. Говорит, что у него в доме чужие люди не жили ни во время войны, ни в пору бомбежек, что его родной дом принадлежит только ему.

— Ну и стервец, — с досадой произнес начальник. — А ты поднажми на него.

— Поднажать можно, — хмуро согласился Дончо. — Я так на него поднажму, что он и не пикнет… Но дело не в этом.

— А в чем?

— Не знаю, как это объяснить, но мне его жалко. — Дончо залился краской. — Очень он жалостливо глядел мне прямо в глаза, так глядел, словно я пришел зарезать его. Уж я ему и так, и этак объяснял, что не какого-то хулигана хочу поселить к нему, а образованную и воспитанную девушку. За дочь вам с бабкой будет, говорю. Но он и слушать ничего не желает, заладил свое — не хочу чужого человека в своем доме!

Дончо в первый раз обернулся к Норе, осмотрел ее с головы до пят. Она не могла понять, какое впечатление произвела на него.

— Ладно, а вы сами согласны жить у такого человека? — поинтересовался он.

Нора до сих пор слушала этот не совсем понятный для нее разговор совершенно равнодушно.

— Буду платить ему, сколько захочет, — ответила она. — И в конце-концов, не съем же я его.

— Тогда пошли! — сказал Дончо.