На скосе века - [65]

Где медленно я подыхаю

В прекрасном своём далеке.

31 января 1980

Поэма причастности

Насмешкой горькою обманутого сына

Над промотавшимся отцом.

М. Лермонтов

Как славно быть ни в чём не

         виноватым —

Совсем простым солдатом… Солдатом.

Б. Окуджава

Не человек — кто в наши дни живёт.

М. Цветаева

I

Ах, Россия, Россия, —

На плакатике голубь.

Что нас в горы чужие

Затянуло, как в прорубь?

Что вдруг стало нам нужно

Брать кого-то на мушку

За твоей самой южной

Точкой — крепостью Кушка?

Кушка… Школьные дали,

Горы в утреннем дыме…

И о ней не мечтали Мы…

Но знали хоть имя.

Хоть считались как с фактом.

…А что дальше к Кабулу —

Это всё от нас как-то

Вообще ускользнуло.

II

Это даже и странно.

Ведь, любя всю планету,

Мы судили все страны

Так и эдак… Лишь эту —

Ни вовсю не честили,

Ни добром поминали.

Просто так — упустили.

Будто вовсе не знали.

Занимались не ею,

Мы — на Запад глядели:

Хоть в хмелю от идеи,

Хоть оправясь от хмеля.

Обо всём говорили.

Чтоб о ней — не бывало.

III

…А теперь перекрыли

Все её перевалы.

Чтобы впредь кто угодно,

Хоть по праву рожденья,

Здесь не шлялся свободно,

А просил разрешенья.

И чтоб мы разрешали —

При доверии к цели.

Чтобы нам не мешали

Делать, что нам велели.

Чтоб смирялась стихия

Перед волей Державы,

Словно это — Россия,

И мы все здесь — по праву.

И ещё — что похуже,

Чем стыдней наша сила, —

Словно вправду нам нужно,

Чтоб по-нашему было.

Чтоб внедрялась знакомо

Ложь словес воспалённых.

Словно это нам дома

Не обрыдло с пелёнок.

Не гнетёт без предела —

Беспросветно… Обидно…

IV

Но кому тут есть дело,

Что и как нам обрыдло?

Что стране этой горной,

Как и чем нас ломало,

Раз мы сжали ей горло,

Оседлав перевалы?..

V

Хуже!.. Снег на высотах.

Мы торчим в оцепленье.

Иль, вися в вертолётах,

Льём огонь на селенье.

Бабы тычутся слепо.

Дым ползёт по ухабам.

Мы сидим среди неба

И стреляем по бабам.

И от пиков до кочек,

От скалы до ущелья —

Знать никто здесь не хочет,

Кто мы есть в самом деле.

Всё таится опасно,

Всё к стволам прикипело.

Всё нас видеть согласно

Лишь сквозь прорезь прицела.

Хоть мы всё-таки ропщем,

Хоть за горло мы взяты,

Хоть, подумать — мы, в общем,

Неплохие ребята.

Хоть!.. Но это пустое.

Разве речь о прощенье?

Мы, как смерть, — за чертою, —

Вне Добра и общенья.

VI

Мальчик, школьник вчерашний,

На чужом солнцепёке.

И подумать мне страшно,

Как мы здесь одиноки.

Школа… Шалости… Шутки…

После — девичьи письма.

И подумать мне жутко,

Как мы здесь ненавистны.

Дома матери дышат

Нами… Ждут, вспоминая…

И девчонки нам пишут,

Даже где мы, не зная.

Подвели мы их круто

Всех… И всем досадили.

Не прошли в институты —

В палачи угодили.

И спасенья — не будет.

В тыл рванёшься — засудят.

В плен — и там не полюбят,

Руки-ноги отрубят.

VII

Мы вне чести и славы.

Дай, товарищ, мне руку.

Нашим делом неправым

Мы прижаты друг к другу.

Все — враги нашей силе.

Все — хотят нашей крови.

И уже мы забыли,

Кто здесь прав, кто виновен.

И всё злей наши лица,

Жжёт отчаянность злая,

И весь мир нас боится,

Нам Добра не желая.

И себя нам всё жальче.

И одна есть дорога:

Глубже в лес… И всё дальше

От людей и от Бога.

Глубже в лес — и под иглы

Взглядов — жгучих и жёстких.

VIII

Ах, глобальные игры! —

Допинг старцев кремлёвских.

Допинг!.. Чувства линяют.

Глохнет всё, кроме власти.

И порой заменяют

Игры ею — все страсти.

Шутка ль! — Все они в силах.

Мир смолкает, робея…

И в их старческих жилах

Кровь кружится быстрее.

Рвутся в бой, хоть и седы,

Словно в день свой вчерашний.

Юность длят… И за это

Платят юностью нашей.

Нашей кровью и болью,

Нашим духом и телом.

И, наверно, судьбою

Нашей Родины в целом.

Мир доведен до края.

Он молчит… А взовьётся —

Что мы здесь вытворяем —

Всё на ней отзовётся.

Всё на ней!.. Безусловно!..

Чем поздней, тем страшнее…

IX

…И, выходит, виновны,

Мы ещё и пред нею.

Всем во вред мы, похоже.

Как мы узел разрубим?

Мы ж не выродки всё же.

Мы ведь родину любим.

Воле старцев послушны,

Возражать избегая,

Не с того ль мы им служим,

Что мы ей присягали?

Не с того ль они сила,

Что себе мы невнятны?..

Ах, Россия, Россия, —

Прорубь… Голубь плакатный.

Где ж вы, голуби?.. Нет их.

Даже помнить нелепо.

Есть венец пятилеток —

Огнемёт среди неба.

X

Шли в навоз поколенья,

Мор и холод терпели,

Чтоб мы так над селеньем

Без опаски висели.

За бронёй… И висим мы.

И стреляем, как пашем.

И почти что не мнима

Безнаказанность наша.

Да, почти что… Но — мнима.

С каждым днём она тает.

Пули бьют чаще мимо.

Но порой — попадают.

Чаще лишь задевают,

Ослабев напоследок.

Но порой пробивают

И броню пятилеток.

И в махине железной

Занимается пламя,

И мы рушимся в бездну,

Подожжённую нами.

И всё видится шире.

Дым глаза застилает.

И никто в целом мире

Нам спастись не желает.

И неправда прямая

(А куда ж нам податься?)

Всё сильней прижимает

Нас друг к другу и к старцам.

Кто поймёт нас? — Всю эту

Заколдованность круга.

Никого у нас нету —

Мы одни друг у друга.

XI

Пьём за дружбу, ребята!

Мы друг к другу прижаты.

Мы друг к другу прижаты

И кругом виноваты.

Мы! — твержу самовольно,

Приобщаясь к погостам.

От стыда и от боли

Не спасёт меня Бостон,

Где в бегах я. Где тоже

Безвоздушно пространство.

Где я гибну… Но всё же

Не от пули афганской.

Не от праведной мести,

Вызвав ярость глухую,

А в подаренном кресле,

Где без жизни тоскую.

Где и злость, и усталость —

И пусты, и тревожны…

Где так ясно: осталась