На скосе века - [38]

И светлый выход — в смерти.

1979

Кейп-Код

Живём под небом на земле,

Живём при море и в тепле, —

Почти не зная о вестях:

В них смысла нет, раз мы в гостях.

Куда вернёмся? — В никуда.

Живи! — Здесь воздух и вода.

И пляж, и чистый небосвод…

Забвенье времени — Кейп-Код[4].

Здесь можно думать не о том,

Что чуждый мир идёт вверх дном —

В погибель мира моего…

И отдыхать — ни для чего.

1978

«To ль кризис идей, то ль страстей…»

To ль кризис идей, то ль страстей —

   не поймёшь ни бельмеса.

Давай поиграем в людей — и напишется пьеса.

Пусть только возникнут,

   разместятся в семьях и датах,

И душу свою ощутит оловянный солдатик.

Судьбу обретёт он, и чувствовать станет тревожно,

И сцепится с тем, кому тоже уйти невозможно.

Кто тоже судьбу ощутил — верой,

   смыслом и болью —

И тоже не может самим не остаться собою.

И будет их встреча —

   жестокость, безвыходность, мука.

Все будут кричать, обвинять

   и не слышать друг друга,

Не видя, что кто-то,

   весь чужд их страстям и отвагам,

Почти подобрался к их чести, и славам, и шпагам.

Ему это всё заменяют расчёт и забота.

Он помнит: он так ненавидит за что-то кого-то,

Что просто от жизни, от речи чужой он немеет.

Всё кажется — кто-то взлетает, а он — не умеет.

А рядом статисты — у каждого облик и имя.

Глазеют, не зная, что, в общем, расплатятся ими.

За страсти и шутки, за всё, в чём они ни бельмеса.

За эту игру, из которой рождается пьеса.

1978

В американском Доме творчества

1. «Всё не зря… Столько мест…»

Всё не зря… Столько мест

Я узрел… И какие места!

…Так был горек отъезд —

Я ведь знал, что отъезд в никуда.

Здесь я — кит на песке.

Но раскаяньем я не томим.

Не обманут никем —

Ни молвой, ни собою самим.

Вёл не страсти накал —

Ясный смысл… В общем, всё я учёл:

Я свободы искал

И её здесь в избытке нашёл.

В свете яркого дня

Впредь вовек — ни в жару, ни в мороз —

Не потащат меня

На опасный и глупый допрос.

Ни в ГБ, ни в Союз…

То, что было, тому уж не быть.

Я другого боюсь:

Как всё это бывает — забыть.

Как все видят сквозь тьму,

Устают, находясь на краю,

Или пишут в Крыму,

В Доме творчества, словно в раю.

И как бьёт через край

Тайно радость, осилив беду,

Словно веря, что рай —

Род оазиса в чёрном аду.

Не забыть бы про страх,

Про двойной их и двойственный труд.

И о тех тайниках,

Где романы их времени ждут.

Иль в счастливейший год,

Соблазняя надеждами нас,

Бьются рыбой об лёд

И его пробивают подчас.

В кандалах, в синяках,

От потерь инвалиды уже…

То, что в тех тайниках,

И в моей ещё ноет душе.

Я свободы достиг.

Но стою совершенно один

В мельтешенье пустых

Мыслей, чувств, посягательств, картин.

Мельтешат — не унять.

Правит миром, уставшим пахать,

Не стремленье понять,

Не любовь… Страсть мелькать и мелькать.

Страсть блестеть и не греть,

Страх увидеть предел и черту:

Остановка как смерть,

Как паденье в свою пустоту.

Грохот ног, всплески рук:

Ритма нет, и не стоит искать.

Пусть всё гибнет вокруг!

Лишь бы всё продолжало мелькать.

Полный смыслом другим —

Тем, что были, что будут века,

Я здесь нужен таким

Еще меньше, чем дома ЦК.

И живу как в гостях.

За бортом — без надежд и хлопот.

— Знал, что будет всё так?

— Знал… Но думал: авось пронесёт.

Видно, дело к концу.

Но сейчас, о весенней поре,

Вновь живу я в лесу,

Словно в Ялте на светлой горе.

И себя самого

Вспоминаю — всю радость свою.

Отойдя от всего,

В Доме творчества — словно в раю.

Словно те ж тут места,

Та же тяжесть на трудном пути…

А не просто беда,

От которой уже не уйти.

Сзади — все рубежи.

Но вокруг ещё зелень и свет…

Странный сон… Длится жизнь…

А её уже, в сущности, нет.

2. «Моего ль это только заката…»

Моего ль это только заката

Беспощадные жала лучей?

…Был я прав иль не прав, но когда-то

Я уехал из жизни своей.

Да, я знал, что побег — не победа,

Что хоть выпадет всё потерять,

Но от старости я не уеду

И от смерти не выйдет удрать.

Мне не снилась, хоть многим и снится,

Словно пляж посредине зимы,

Золотая страна — Заграница,

Праздник жизни, побег из тюрьмы.

Да, свобода… Но предан ей свято,

Знал и там я, что с ней тут беда:

Запах тленья и жала заката

Проникали ко мне и туда.

Запах тленья там гуще… Но в годы

Вплетены на последней черте

Несвобода и жажда свободы,

Тяга к правде, порыв к чистоте.

Но не встал я за истину грудью.

Представлял, как, смущаясь слегка,

Мне в ответ прокуроры и судьи

Станут дружно валять дурака.

И добьют меня (всё понимая):

«Что ж, хотел не как мы, так смотри…»

Здесь — не то. Но острей донимают

Тот же запах и краски зари.

Запах тленья — чуть слышный, нежуткий.

Он ласкает — амбре, а не прах.

Он во всём: в посягательствах, в шутках,

В увлеченьях, в успехах, в стихах.

Всё — как жизнь, всё — кружится, всё чудо.

Всё — летит, создаёт кутерьму.

Лишь одно — никуда ниоткуда.

И ещё — ни с чего ни к чему.

…Мчится поезд… Слезать мне — не скоро.

Любопытствую — лучше б уснул.

Вновь чужой, неопознанный город

Весь в огнях за окном промелькнул.

Вновь чужое, холодное пламя.

Снова мысль, что уже навсегда

За штыками, лесами, полями

Все остались мои города.

Всё равно я тянусь туда глухо.

Здесь живу, не о здешнем моля.

Очень жаль, но не будет мне пухом

Эта добрая, в общем, земля.

Очень жаль… Хоть и глупо всё это —

Словно барская блажь или грусть.

Потому что побег — не победа,

И назад я уже не вернусь.

Всё равно и в своём отдаленье