На склоне пологой тьмы - [14]

Плети роз белоснежных в неё заплетая,

А в душе моей тает непрочная связь, —

С миром лжи расстаётся наивность святая.

Я решила, начав с перепутья судьбы,

Быть сродни этой мгле тёплой ночи бездонной,

Я устала давно от постылой борьбы,

Распалившей земное прекрасное лоно.

Так неспешно-вольготно вдали от щедрот,

Мне обещанных пламенем, жегшим предсердье,

Знать, что больше со мною не произойдёт

Ни стыда, ни любви, — эта станет последней.

Романс без названия

Не прошу у любви подаянья

И пощады себе не прошу.

Пусть меня настигают страданья,

Пусть неровно в волненье дышу,

Но, как ты, не могу равнодушно

Сохранять свой сердечный покой

И с тобой соглашаться послушно,

Под твоею разнежась рукой.

Ты не жди от меня послушанья,

Вышла я из разряда девиц,

От меня не услышишь стенанья

Под дрожание влажных ресниц.

Есть и гордость во мне и прозренье,

Что любви ты во мне не искал,

Только тешился мной, в нетерпенье

Чувств моих пробуждая накал…

Но теперь всё прошло, ты уверуй,

Не тянись ко мне, жаждой томим, —

Я твоею отмеряю мерой.

Будь отныне другою любим.

Пусть она свои нежные ласки

Дарит пылко, не ведая зла,

Пусть она твои слушает сказки,

Выгорая от страсти дотла.

Попрощались с тобой мы навеки,

Я обид на тебя не таю.

Солнце щурит тяжёлые веки

На пропащую душу мою.

Зацветает, синея, цикорий,

Плавит воздух жарою июнь…

Я не верю ни в счастье, ни в горе,

И седею, седею, как лунь…

Голос

Я слышу твой голос, и сердце становится чайкой,

Кричащею чайкой с размахом невиданным крыл…

Блажен ли, безумен ли тот, кто под небом случайно

Неузнанный ход в преисподнюю чувства открыл?

Там тесно и душно, там страшно и нервно живётся,

От каждого шороха в тело вонзается нож.

Там в чёрное марево страсти утоплено солнце,

Восходит оно, иль садится, — никак не поймёшь.

Оттуда не выбраться просто усилием воли,

Как будто бы разум, волшебной травой опоён,

Запродал в невольницы душу, заложницей боли

Он сделал её, погрузив в перевёрнутый сон.

Добром ли закончится этот полёт наважденья,

Когда от отчаянья воздух сгорает в груди?

Есть грань между жизнью и смертью, но нет исцеленья.

Есть только «сейчас и сегодня», но нет «впереди».

Пустота

Я — пуста, словно гулкая комната старого дома, —

Паутина на стенах, и давит плитой потолок.

Не заполню её, хоть все двери закрою. Знакомо

Будут тени густиться в углах, — сон души одинок.

Синий ветер зимы не взметнёт над землёй ароматы

Прелых листьев осенних, что скрылись под снегом вчера.

Я одна провожаю морозные эти закаты

И одна коротаю, забыв обо всём, вечера.

Что же делать, когда в свой черёд заступает разлука,

И всему, что имеет начало, приходит конец.

Небывалая роскошь сердец — одинокая скука…

Мне студёная мгла выплетает терновый венец.

Опоил меня зельем декабрь ненадёжный и мглистый,

Как в замедленной ленте, спрямил мой извилистый путь…

Только ворон кричит с нарочитой бравадой артиста

С голой ветки в саду, под луною подвижной, как ртуть…

«Я сама согласилась на должность поэта…»

Я сама согласилась на должность поэта

При дворе Господаря, — при Божьем дворе.

И сполна получаю по жизни за это,

Понаслышке ли зная о зле и добре!?

Понаслышке ли это сдирание кожи, —

Если нервы снаружи, а слёзы — внутри!?

Дай мне силы, Всевышний, прими меня, Боже,

Самой худшей из грешниц, но смерть подари

Без томительной боли, без паники, гнева,

Дай мне сил упокоиться мирно в ночи.

Не терплю гороскопы, но всё же я — Дева.

Пусть нечистого вид мой хоть тем огорчит,

Что боролась с собой. Нет, не слишком удачно,

Но старалась уйти от греха, как могла.

Я давно поняла и, вполне однозначно,

Что за смертью не ждёт нас забвенье и мгла.

Там — сияние истин, что сердцу дороже,

Выше значимых чувств на планете Земля.

Самой блудной из смертных прими меня, Боже,

Не отринь меня, Святый, безгрешных хваля.

Верю, я пригожусь Тебе словом и делом,

Пусть скудна моя жизнь на молитву и плач.

Отбери же, Всевышний, грешившее тело,

У которого разум — судья и палач!

Отбери его, дай мне свободы и воли

В торжестве славопения видеть Твой свет!

Мне хватило с рождения брани и боли,

От которых без веры спасения нет.

Знаю я, не даёшь непосильного горя,

Но однажды все тяготы встанут стеной.

Я с тобою, мой Боже, вовеки не спорю,

Но и Ты будь поласковей, что ли, со мной.

Если жизни моей для терзаний не хватит,

Вновь приму её в сердце — вместилище бед…

Столько мною написано! Смертные, нате —

Мой нечаянный бренный и дерзостный бред!

«Луна, ты бестия из бестий…»

Луна, ты бестия из бестий,

Но я такая же, поверь.

Давай грустить над миром вместе,

Ты только слёз сюда не лей.

Одних моих, наверно, хватит, —

Что ни погибель, то слеза.

Иной своё безумье хвалит,

А я — ругаю за глаза.

Прости, Луна, мой дерзкий облик,

Мне старость тела только в плюс.

Есть Божье око, Божий окрик…

Ах, на тебя взглянув, напьюсь.

Лети, Луна, орбиты наши

Круглее всех иных орбит.

Ты много ликом чище, краше, —

Но сердце лишь моё болит.

Молчишь, туманишься за тучей,

А что ты можешь мне сказать!

Ты словно морок неминучий

Мне нынче выела глаза.

«Фарфоровое личико луны…»

Фарфоровое личико луны

Мелькнуло, словно призрак, и исчезло.

Мрак навалился тенью тишины

И закачался, и поплыл нетрезво,

Плеща то тут, то там обрывки грёз,

Клочки тумана, сполохи ночные…

А светляки метались меж берёз,