На склоне лет - [35]

Мы расстаемся с поклоном и рукопожатием. «Я люблю тебя, Мишель», — «Я тоже, Люсиль». Глядя на нас, никому бы и в голову не пришло, что наши вежливые улыбки — это поцелуи.

За ужином игра продолжается на глазах у Вильбера. Похоже, Люсиль доставляет удовольствие ходить по острию ножа. Ее рука задевает мою. Нога под столом трогает мою ногу. Это смешно. Напоминает водевиль, и мне кажется, она переигрывает. По-моему, она плохо поняла то, что я старался ей объяснить на пляже, и упорствует, как туповатый ученик, чтобы подыграть учителю.

Однажды я даже спросил себя: «Может, она права? Может, я от нее устану?» Но тогда останется только собрать вещички и поискать себе другое убежище!

Катастрофа! Вильбер нас застукал. Библиотека уже закрывалась. У нас побывало немало народу. Пока Люсиль заносила фамилии в регистрационный журнал, я искал запрашиваемую книгу. В десять минут пятого я обслужил последнего читателя, и мы остались вдвоем. Люсиль встает и говорит мне:

— Извини, Мишель. Я не смогу задержаться.

— Ксавье?

— Да-а, Ксавье. Поцелуй меня, Мишель, чтобы меня подбодрить.

Я заключаю ее в объятия, но в этот момент кто-то толкает дверь.

— Ах! Прошу прощения, — говорит Вильбер.

Мы отпрянули друг от друга, но слишком поздно. Вильбер уже прикрыл дверь. Бежать за ним значило бы навредить еще больше. Люсиль побледнела и опустилась на стул.

— Он растрезвонит на весь дом, — бормочет она.

Я и сам удручен. Я знаю, она права — Вильбер разболтает, он представит все в своей интерпретации, перемежая рассказ причмокиваниями и смешками. Франсуаза будет в курсе… затем Клеманс… И так, от одного к другому, наши соседи и соседи наших соседей…

— Он способен на то, чтобы донести Ксавье, — говорит Люсиль.

— Но ведь твой муж никого не принимает.

— Он получает почту. Достаточно анонимного письма или телефонного звонка.

Я оспариваю ее предположение. Вильбер — сплетник, но не доносчик. Люсиль меня не слушает.

— Ужасный субъект! — вскричала она. — Как бы заставить его молчать?

— Ты не хочешь, чтобы я ему объяснил…

Она возмущенно прерывает меня:

— Объяснил ему что? Попросил его что?.. Да ни за что на свете!

— Не сердись.

— Я и не сержусь. Только…

— Только что?

Передернув плечами, она хватает сумочку и направляется к двери.

— Мишель… Еще не все потеряно… Я…

Она выходит, не слушая, что я ей говорю. В тот вечер я поужинал в одиночестве. Вильбер не показался. Люсиль тоже. Вот дурацкий инцидент, который не имел бы последствий, произойди он в годы нашей молодости; а вот теперь, когда мы живем в четырех стенах, он — как взрыв рудничного газа. Мне ничего не лезет в глотку. Меня охватило чувство вины. Я жду кары. Дрожу от страха. Мне чудится, что я вот-вот потеряю сознание.

Мне не следовало бы принимать это всерьез. В моем возрасте уже ничто не может меня задеть. Пускай за моей спиной зубоскалят; в конце концов, я на это плевать хотел. Так нет же. Есть только один способ прекратить пересуды — избегать Люсиль, порвать с ней, все просто. И я уверен, что, со своей стороны, она сейчас говорит себе то же самое. Или так, или задушить Вильбера. Третьего не дано.

Грустный день. Я внимательно наблюдал за Франсуазой. Ей ничего не известно. Клеманс не приходила, так как с моими уколами покончено, хотя, по чести, особого улучшения я так и не почувствовал. Я побродил по парку. Встретил генерала, который еще не отказался от своего проекта создать столярную мастерскую; встретил мадам Бертло, которая долго говорила мне о своем ревматизме и рекомендовала своего иглотерапевта. Я раскланивался с другими пансионерами, повстречавшимися на моем пути. В общем, полный штиль. Но в конце концов, не станет же Вильбер бегать за людьми и объявлять им новость! Она распространится постепенно, и если мы с Люсиль будем вести себя осмотрительно, то есть внешне относиться друг к другу с прохладцей, возможно, люди подумают, что Вильбер ошибся и — в который раз! — усмотрел то, чего нет и в помине.

Выходит, о том, чтобы нам порвать отношения, не может быть и речи. В сущности, я никогда и не думал, что мы до этого докатимся. Реже встречаться — еще куда ни шло. Меня немного пугают бурные излияния чувств со стороны Люсиль. Но я почувствую себя жестоко обделенным, если придется обходиться без наших разговоров о любви. От них в моих артериях пробегает приятный огонек. Словом, побольше осмотрительности.

Обедаю в одиночестве. Ужинаю тоже в одиночестве. Ни Вильбер, ни Люсиль не спешат повстречаться вновь. Они не спеша вырабатывают линию поведения. Но я еще не решаюсь надеяться!

Четверть десятого. Почти невероятно. Вильбер умер. Я узнал об этом менее часа назад. Я потрясен.

15 часов

Возобновляю свои заметки. Мне нужно навести хоть какой-то порядок в своих мыслях. Все, что происходит, настолько странно.

Труп обнаружила поутру Франсуаза. В полдевятого она, по обыкновению, принесла Вильберу первый завтрак — чай, молоко, гренки, джем… Стучит в его дверь. Ответа нет. Открывает своим ключом. Вильбер распластался на прикроватном коврике, в луже крови. Следы крови также и на простынях, одеяле — настоящее смертоубийство. В полной растерянности Франсуаза бьет тревогу в конторе. Поначалу она подумала, что Вильбер убит.