На склоне лет - [15]

— Берегись. Не доводи меня до крайности.

Последовало быстрое перешептывание, и снова голос Люсиль:

— Посмотришь, способна ли я на это!

Тут голова удалилась. Я уже не решался пошевелиться. Я окаменел не со страху, что меня заметят, — на том месте, где я находился, я ничем не рисковал. Это был прилив волнения, как будто бы я проведал, что мне изменили. Люсиль — его любовница! Ошибка исключена. Тон голосов, обращение на «ты»… Усомниться мог бы только недоумок.

Гравий скрипнул. Мадам Рувр возвращалась после бурного свидания домой. Я продолжал свою прогулку, просто не зная, что и думать. Тем не менее очевидно одно: мадам Рувр оказалась в «Гибискусах» не случайно. Она знала, что снова встретит там своего любовника. И коль скоро не колеблясь явилась сюда с мужем, значит, была сильно влюблена. И тем не менее похоже, что между нею и Жонкьером не все обстояло гладко.

Я сел в глубине парка на свою любимую скамейку, чтобы попытаться хоть чуточку разобраться в этой запутанной ситуации. Может, между ними произошел разрыв несколько недель или несколько месяцев тому назад? Исключено. Жонкьер жил в «Гибискусах» уже не один год. Да, но он был волен приезжать и уезжать, как, впрочем, и любой из нас. Значит, он мог встречаться с Люсиль вне пансиона, когда ему заблагорассудится. Где доказательства, что Люсиль частенько наезжает в Париж? Нет, в моих предположениях что-то не вязалось. Рассмотрим факты: чета Рувр выбрала «Гибискусы» в качестве дома для престарелых, что предполагает долгие раздумья, наведение предварительных справок, включающих выбор города, степень комфортабельности и т. д.

К тому же между Жонкьером и мадам Рувр существует связь, позволяющая обращаться друг к другу на «ты», но не признаваться в ней, поскольку на людях они притворяются, что не знакомы. Наконец, стоило Жонкьеру оказаться с мадам Рувр, как он полагал, наедине, и он заговорил угрожающим тоном. Напрашивается вывод… он уточняется на протяжении дня… вывод довольно-таки романтичный, ну и пусть, я сразу запишу, откорректировать можно и позже. Мадам Рувр была любовницей Жонкьера, отсюда их обращение на «ты», но он порвал с ней, переехав и обосновавшись в «Гибискусах». А она не прекращала упорно его преследовать и наконец поехала за ним сюда, что и спровоцировало у него приступ гнева, который он замечательно сумел подавить в себе, когда мадемуазель де Сен-Мемен нас знакомила. Тогда становится понятно, почему Жонкьер теперь не всегда является к столу, почему напускает отсутствующий, порой измученный вид. Так объясняется и то, почему у мадам Рувр бывают красные глаза, а также фразы, которые мне удалось уловить на лету: «Так дело не пойдет» — и вторая: «Не доводи меня до крайности», которая хорошо передает злобу женщины, чувствующей, что ее отвергли бесповоротно. Таким образом мне удается объяснить все. Да, я хорошо представляю себе Люсиль в качестве покинутой женщины. И мне кажется, что последний бой разразится между нею и мной.

Но я не закончил вспоминать этот день, столь богатый происшествиями. Я нахожусь еще только в его начале. Жонкьер к обеду не явился, что лишь подтвердило мои подозрения. Вильбер из-за плохого настроения и не подумал включать слуховой аппарат. Подобно воинам Гомера, он укрылся в своей палатке. С чего это он на меня дуется? Загадка. Может, он сердится на меня за то, что он в меньшей милости у нашей соседки по столу?

Вскоре после обеда мадемуазель де Сен-Мемен дала мне знать, что была бы рада со мной побеседовать. Неизменно чопорная мадемуазель де Сен-Мемен. Персонаж Пруста, но вынужденная зарабатывать на жизнь. Я отправился к ней в кабинет. Маленькая комната, немного душная, несмотря на кондиционер. В пансионе не поскупились на площадь, предоставляемую его обитателям, зато ей выделили по строгой мерке. Не забудем, что дом принадлежит анонимному обществу, которое нещадно ее эксплуатирует. Мне это известно. Итак, поинтересовавшись моим здоровьем, она напускает на себя таинственный вид.

— Я хотела бы задать вам вопрос, господин Эрбуаз. Скажите, мсье Жонкьер поделился с вами своим намерением нас покинуть?

Ах! Ах! Свершилось! Жонкьер отступает перед мадам Рувр.

— Я совершенно не намерена вмешиваться в его личную жизнь, — продолжает мадемуазель де Сен-Мемен. — Просто мне хотелось бы знать, есть ли у него к нам претензии. Он вполне мог высказать вам некоторые критические замечания в наш адрес, а я всегда готова их выслушать и принять к сведению.

— Нет, уверяю вас. Напротив, у меня такое впечатление, что мсье Жонкьер ни на что не жаловался.

— Но тогда почему же он желает нас покинуть? И куда собирается перебраться? В «Цветущую долину»! Он когда-нибудь говорил вам о «Цветущей долине»?

— Нет. Я понятия не имею о «Цветущей долине».

— Этот пансион — наш конкурент. Он недавно открылся. Удачно расположенный — на склонах Сен-Рафаэля. Но в конце концов, он не лучше нашего. И дороже при равном комфорте.

— Так вот, я совершенно не в курсе дела. И скоро ли господин Жонкьер намерен уехать?

— Он мне не указал никакой даты. Не привел никакой причины. Вы же знаете, какой он.

— Скрытный, знаю. Но мы все такие.