На рыдване по галактикам - [138]

— Ладно, пойдем, кухню посмотришь, где небесную вкуснятку делают, — сдается инженер. Гость все еще активно вздрагивает и жмурится на каждое шипение шлюза, но природное любопытство неизменно берет верх над страхом.

— Вот, это кухня, там божественный костер, а это наш повар — богиня Тася. Это она гару-гару творит, — объясняю я.

— Здравствуйте, — вежливо произносит роботесса, улыбаясь, и предлагает всем чаю. И тут с аборигеном начинает твориться нечто невообразимое. Недоумение на конопатой мурзиле при виде красавицы-блондинки с пышными формами и в кокетливом передничке сменяется не то что испугом, а просто паникой. Подпрыгнув чуть не до потолка, Ник закрывает лицо обеими руками и начинает причитать:

— Ой-ей-ей! Альфа! Смотреть нельзя, опасно!

— Альфа? — недоумевает Нюк. — Женщина, что ли?

— Да! — стонет бедолага, скукожившись. — Альфа жить сами по себе, иногда приходят деревня или когда ты в лес гару-гару ищешь, хвать тебя и тащат в своя город! И там делать всякие жуткий вещи, мыть священная земля с адам, и что-то еще, мне старейшина не рассказывать, потому что я пенек и приплод Мамуки… Но те, кто возвращаться — тихий ходят и улыбаться как дурачок!

— А возвращаются не все? — уточняю я.

— Адам? Прости, Вселенная, что он имел в виду? Мужчину в библейской традиции или пенис? — спрашивает Нюк почему-то у меня. — Кажется, моя теория о гермафродитах рассыпается на глазах. И хвала гравитации. Самцы и самки, походу, тупо живут отдельно. Да прекрати ты голосить, а то Вражонок услышит и пришлепает, вот где ужас-то будет! — прикрикивает он на племянника.

— Ник, почему ты приплод Мамуки? — вмешиваюсь я, выпихивая аборигена в коридор, подальше от столь устрашающих его Тасиных прелестей, пока и правда Врагусик доконать его психику не явился. И Тася не разрыдалась.

— Моя отец не из наша деревня, из город демона… — стыдливо шепчет бедолага. — Альфа всех мелкий адам нести деревня, воспитывать папаша. Метить, кто чей, чтобы не путать. Вот.

— Сирота. Так я и думал, — фыркает Нюк. — Не надо бояться божественных альфа, они никого не крадут и насильно не моют. У богов другие обычаи. Понял? Вот, богиня Соколова тоже альфа. Женщина то есть. Просто божественная одежда для прогулки вне корабля у всех одинаковая. Блин-печенюха, я скоро сам отупею, разговаривая, как кретин…

— А дело-то принимает любопытный оборот, — бормочу я, тоже машинально запуская пятерню в кудри и тут же в них запутываясь — после шлема на голове царит первозданный хаос. То есть, помимо поселения демонов Мамуки, имеется еще и племя местных амазонок? Что ж за раскол-то у колонистов случился в свое время, что все разбежались по разным группам и одичали?

— Как — альфа?! — ахает пенек чупикадровый.

— Ну, вот так, — ворчу я. Ну, Нюк, удружил называется, сейчас парень опять голосить примется и как пить дать взбудоражит чуткое на любой шум в районе камбуза лимбийское дьяволово семя. Видимо, до этого неуместного момента просветления я вполне сходила за лохматого, совсем как сами туземцы, божка мужского пола. Неожиданно становится как-то досадно, хотя меня далеко не в первый раз принимают за пацана. Вот какая бы, казалось, разница, что там о моей персоне думает не знавший воды и мыла дикарь? Но почему-то меня охватывает странное разочарование. Даже в андроиде девушку сразу признали, а во мне — нет!

— Не обижайся, просто в палеокультуре женщины дородны и обладают ярко выраженными признаками пола, — шустренько вворачивает Нюк, хватая родственника за руку и волоча на выход. — Местные амазонки, должно быть, смахивают на упитанную помесь Цилли и Таси.

Водрузив на выходе обратно на голову ошалевшему от впечатлений родичу сноп сена, всучив копье и горсть дефицитных мармеладок, Нюк велит тому прийти завтра и захлопывает шлюз, утирая вспотевшее чело.

— Уф… как три смены кряду отпахал. Надо про амазонок кэпу доложить. Это несколько меняет картину местного мирка.

— Ага, и делает твои мечты о гареме не такими уж призрачными, — язвлю я. — Хотя, вероятно, тут может случиться наоборот — альфы, поди, отбирают самцов для собственного гарема. А как наскучат — отсылают обратно в племя… ходить тихими и улыбаться как дурачки.

Уф, что-то и мне жарковато стало, надо бы термак отрегулировать…

— Лан, пойду с докладом к Варгу, потом в зонде поколупаюсь… может, реанимирую. Если что — я в мастерской, — говорит Нюк.

— А мне, наверно, стоит еще языковой практикой заняться, — решаю я, и вдруг воображение выталкивает невесть из каких глубин совершенно неожиданную картинку этой самой практики. Языковой. С только что упомянутым Нюком капитаном, кстати сказать. Ошалев от такого фокуса, я даже трясу головой, словно пытаясь вытряхнуть эту чертовщину из мозга. Что это еще за бредовые фантазии? Не успеваю опомниться, как Вегус выруливает навстречу из какого-то коридора собственной персоной. И я словно вижу его впервые.

Черная дыра дери! Как это я прежде не замечала этой упругой походки, этих стальных мышц, этого почти материального ореола мужественности и поистине божественной мощи? И тут я испытываю искушение хорошенько протереть глаза — капитан, источая флюиды зашкаливающей брутальности, пружинисто шагает в одной набедренной повязке. Леопардовой. Метеорит мне в корму! Когда он успел скинуть комбинезон? И откуда у него вообще это непристойное, но такое офигительно сексуальное одеяние? Мускулы так и перекатываются под загорелой кожей, кое-где покрытой старыми шрамами. А какие у кэпа грудь и ручищи волосатые… Как это меня изгораздило столько времени отлетать на рыдване и до сих пор не пасть в его объятья, пылко признаваясь в вечной любви?