На рыдване по галактикам - [79]

Бо откачивает из отсека воздух и открывает шлюз, на пару с Цилли пожелав нам удачи и благополучного возвращения. Рори лезет ко мне на колени, с любопытством пялясь в обзорное окно.

— Эх, забыла Бо попросить Басу послание передать на случай, если не вернусь, — сокрушается Соколова, лихо выкручивая штурвал так, что уже на старте, кажется, мозг по черепной коробке равномерно тонким слоем размазывает. — Мол, горячо любила я его алые паруса на башке… ну и его самого до кучи. Ему, наверно, было бы приятно. Ну, а если вернусь, то, само собой, не нужно.

— А может, и нужно? Думаешь, набалованный тот Бас добрыми словами? Что-то сомневаюсь. Сам он ими не злоупотребляет, как и кэп. Даже не знаю, есть ли у них с Варгом семьи? Вряд ли. Всю жизнь в глубоком космосе, не до того, поди, было.

— А-а, если бы и до того даже, не шибко тот самый космос к семейной жизни располагает, — бормочет Соколова, выравнивая шлюп. — У отца вон она живо закончилась. Я их вместе с мамой и не помню. Каждый прилет домой — скоротечный бурный праздник с кучей инопланетных диковинок, игрушек и платьев, которые я уже успела перерасти, а через неделю-другую — фьюить! — в следующую экспедицию.

— У меня и такого не было. Воспитатель-мужик был, человек, в смысле настоящий, но такой зануда, что нянюшка по сравнению с ним неистово веселой теткой казалась, — отвечаю я, по привычке зажмурившись. — Папаня твой, поди, уже космос носом роет в поисках чада. Ты когда должна была на свою станцию дошкандыбать и отчет послать, что на месте?

— Папа, вероятно, еще нескоро узнает, — тихо отвечает Ярка. — Он в межгалактическую экспедицию улетел, а это надолго. А вот Литманен, наверно, еще как роет… Ему уже должны были сообщить, что практикант так и не нарисовался.

— Ну, оправдание у тебя есть, и весомое. Может, если нас не слишком далеко выплюнуло, мы твоего отца тут и встретим? Я лелею надежду, что мы все же не за тыщупитсот галактик от Милки Вэя.

— Вот бы он офонарел-то от такой встречи, — с мимолетной усмешкой говорит Соколова, пожимая плечами. — Но… слишком ничтожный процент вероятности. Тошнит?

— Немного, — честно сознаюсь я, хоть и предполагаю, что за этим последует. У меня и так все на морде, поди, написано.

— А так? — снова усмехается она, закладывая вираж. Пирожки с грибочками в желудке тут же подпрыгивают, пространство даже под крепко зажмуренными веками «плывет».

— Рори натравлю, — бурчу я.

— Вестибулярку можно только натренировать, — назидательно произносит Ярка, но посудину выравнивает. — Да ты посмотри, какая планетка симпатичная. Мы уже ниже слоя облаков.

Быстренько заключив с организмом сделку на предмет «не позоримся при младших по званию», осторожно приоткрываю один глаз. Потом второй. Облака розоватые, небо голубое — как на Земле. Кислород везде красит небо в оттенки синего.

— Ярка, а ты в курсе, что в древности люди синего цвета не различали и не знали, что небо голубое? У греков, иудеев и прочих даже названия этому цвету не было. Только египтяне знали. Интересно, почему?

— Встречная загадка — почему на куче колонизированных планет никто не стал париться, изобретая отдельные названия для новых оттенков спектра, видов животных и растений? — бормочет Соколова, довольно аккуратно ведя шлюп на снижение. Внизу мелькают яркие пятна — флора там, что ли, буйная такая? — Видел бы ты, на что наши коровы и овечки похожи, жуть вселенская. Может, у египтян просто фантазии было побольше, это ж они, если мне не изменяет память, чудили и своим покойникам пирамиды размером с резиденцию главы Галактического Союза отстраивали?

— Есть же теория, что кое-какие инопланетные товарищи к нам в гости шастали и уму-разуму учили. Правда, теперь никто не сознается, клянутся, что принцип невмешательства блюли и развитие земных приматов не подгоняли. Хотя шумарийцы — вылитые типы с древних фресок, с башками своими продолговатыми. Конечно, кто ж теперь сознается, когда какой-то там древний город ядерным взрывом размазало после их дружественных ви…

— Ах ты ж, джокордово вымя! — внезапно вскрикивает Соколова, без предупреждения и объявления войны кидая шлюп в пике. Только что-то вроде огромного крыла по обзорному стеклу успевает мазнуть. Древний катер, отвыкший от подобного обращения, протестующе взвывает и разражается серией всевозможных скрипов. Ярке удается выправить полет уже над самыми вершинами гигантских деревьев, которые, кажется, успевают всеми своими хищно изгибающимися ветвями по днищу проскрести.

— Метеорит мне в корму! — восклицаю я, позабыв про тошноту, но мигом вспомнив про Варгов бластер. И долго еще выворачиваю шею в попытках разглядеть летучую махину, но она больше не появляется, хвала квантовой гравитации. Какая-то пушчонка и на шлюпе имеется, но зарядов в ней нет лет так пятьдесят уже.

— Вот конкретно его развитие я точно подгонять не планирую, — слегка подсевшим голосом произносит Соколова. — Ну его в древнюю баню, пусть сам по себе эволюционирует или лучше к чертям мамонтовым вымирает. Ты видел, какая у этой, с позволения сказать, пичужки пасть?

— Угу… что-то мне подсказывает, что этими зубищами она не листья с баобабов обгрызает. Очень плотоядное лицо у этого аборигена.