На рыдване по галактикам - [203]

— Контрабас! — очень тоненько юморит тот. — Неслабую самогоночку в Нью-Астерии гонят, старого друга не узна… Чтоб мне больше ни за один штурвал не подержаться! А… что это…

— Пилот Ксенакис?! — ошарашенно вторит капитану Соколова, в свою очередь уставившись на вылупившегося в полном ступоре на Вегуса молодого рыжего мужика. Тот переводит остекленевший взгляд на нее и окончательно цепенеет. Ярку с этими уныло-гладенькими волосами вместо неукротимого облака кучерях и впрямь не узнать.

Последними из гиперсна выходят Рекичински и Шухер. И тут нас всех ждет еще одно потрясение: крысоухий свинокрыс не только жив и целехонек, но еще и единственный, кто не изменился ни на электрон! Вот то есть вообще! Та же невзрачная морденка, прилизанная прическа и среднестатистическая сухопарая фигура. Разве что царапины, полученные в погоне за Вражонком, бесследно исчезли.

— Шикарный удар по общеэкипажному самолюбию, — бурчу я. — Вот кто у нас мистер Совершенство всех пяти галактик! И шестой, нью-адорианской, в придачу. Не нуждающийся в апгрейде.

Шухер, притихший и все еще перепуганный, обводит нас влажным взором и тихонечко спрашивает:

— А где моя деточка?

— Надеюсь, у адорианцев в музее варвароведения, в виде чучелка, — огрызаюсь я. — Будут своим деточкам показывать. В назидание.

— Гори они в тройном алгольском аду! — раздается чертов бас чертовой деточки откуда-то… из-под Шухера. Тот испуганно подсигивает кувыркнувшимся с тарелки желе и принимается крутиться волчком, покрываясь лиловыми разводами. Вот только вместо привычного хвостового щупальца по полу за агротехником «Дерзающего» волочатся сразу два. Рори немедленно оскаливается и бросается в погоню. И тут я, невзирая на напряженность и даже трагичность ситуации, сгибаюсь пополам от хохота, едва успев выдавить команду «фу». Ай да адорианцы! Вернули пропажу на законное место! Только регресс, кажется, не до конца дошел. Возможно, потому, что они в лимбийском геноме не шибко разбираются?

— Варгусик, чт-то с т-тобой? — заикается ошеломленный родитель, тщетно силясь согнуть свое упитанное студенистое тело, чтобы рассмотреть модифицированную кормовую часть.

— Поздравляю, Шухер! Кажется, ты первый во вселенной лимбиец с говорящим задом! — не унимаюсь я, уже просто хрюкая от смеха. — Без хлебушка не останешься, на межпланетных ярмарках деньжат в коробку за такое зрелище точно накидают.

— Я прикончу тебя, конопатый недоумок! — шипит снизу, вызывая у меня новый приступ веселья.

Пока Соколова переводит взгляд с одного прокачанного высшей расой члена команды на другого, пуговички ее достигают диаметра чайных блюдец. Из уважения к отцовским чувствам экс-дока она честно старается не ржать в голос, но мало преуспевает в своем благом намерении. Как и все остальные.

— Да ладно, его ведь могли тупо изничтожить. А так он всегда под присмотром, жрать не просит, хлопот не доставляет. Еще разок откинешь — и будут у тебя близняшки, — утешает кэп бедолагу, похлопав того по студенистому плечу, а у самого в ледышках аж озера от хохота.

Впрочем, отсмеявшись над чужой бедой, все принимаются костерить адорианцев за непрошеные генетические модификации, постигшие их самих. Особенно негодует Цилли, лишившаяся стандартов варганской красоты, так удачно сочетавшихся с ее нелегкой профессией. Экипаж разделяется на две части: довольную и недовольную. Собственно, в довольной только один человек — бессовестно омоложенный пилот. Вегусу, например, его шрамы дороги как память и бонус к устрашению. Рекичински вот в нейтралитете, да и меня не сильно отросшие волосы волнуют. Долго снова подстричься и покраситься? Импланты на месте, и ладно.

— А где Тася? — вспоминаю я о нашей на все руки мастерице.

— Куда интереснее, где мы все, — уточняет Варг и взывает к Бо, требуя немедленно определить и сообщить координаты нашего местоположения.

— Зиркова сила! Если мы пролеживали бока в этих гробах, то кто же ведет моего красавца?! — спохватывается помолодевший Бас, с несвойственной ранее прытью выпрыгивая из капсулы и припуская в сторону рубки. Капитан за ним. Ярка несется вдогонку, на ходу отфыркиваясь от так и лезущих на глаза напрочь развившихся локонов. Мне тоже страсть как любопытно, вернули ли нас обратно в Треугольник, но природа неумолима — сначала в туалет, потом носом в карту.

И вот там меня ждет такой сюрприз, который мигом вышвыривает мою персону из зоны нейтралитета в лигу недовольных самоуправством обнаглевшей сверхрасы! Глянув на себя в зеркало, я обнаруживаю, что все мои мамочкины веснушечки до единой, все поцелуи каждого виденного мною солнышка, которые так нравятся нянюшке, нафиг, блин-печенюха, испарились с носа и скул, будто их там никогда и не было!

— Ах, вы, озвезденевшие гирганейские выплодки! — ору я. — Немедленно верните все, как было!!!

Должно быть, так громко, что Соколова вихрем приносится обратно и начинает тарабанить в двери:

— Нюк! Нюк, что там у тебя пропало? Неужели…

— Поцелуи солнышка! — причитаю я, отпирая и суя под Яркин нос свой, обезличенный и обесчещенный. Теперь мне даже наклоняться для этого не приходится — так она выдула.