На руинах - [23]

Феодосия Федоровна, которая газет читать не любила, а радио старалась не слушать, узнала об этом на собрании работников парикмахерской и потихоньку перекрестилась. В ту ночь ей не спалось, и до утра не оставляли горькие воспоминания. Становилось страшно при мысли о том, какой теперь была бы их с Прокопом судьба, свяжи она в свое время свою судьбу с всемогущим коммунистом Варейкисом.

Когда начало светать, вдруг отчетливо встали в памяти слова, сказанные ею самой во время их первого разговора — еще в Ташкенте:

«Бог везде — с теми, кто верит, и с теми, кто не верит. Возможно, и вам придется когда-нибудь к нему обратиться».

Мучительной болью сдавило сердце: «А вспомнил ли он о Боге перед тем, как его…». Взглянув на безмятежно разметавшегося в сладком утреннем сне девятилетнего сына, Феодосия Федоровна тихо заплакала, но сразу же взяла себя в руки, вытерла слезы и, поднявшись, начала собираться на работу.

В том же году Прокопа приняли в пионеры. В красном галстуке и беленькой рубашке он вместе с другими ребятами маршировал по улице и, надувая щеки, громко пел задорные пионерские песни. Крестик снял — сказал, ребята засмеют. Феодосия Федоровна опечалилась, но не возражала — что делать, если такое время. В церковь больше не ходила, даже крестным знамением осеняла себя тайком — чтобы сын не видел. Только в сорок первом, провожая его в эвакуацию, перекрестила на перроне и сухими губами зашептала давно забытую молитву. Сын, уткнувшись носом ей в шею, коротко всхлипнул, а рядом, обнимали своих детей, крестили их и плакали другие матери.

В войну Феодосию Федоровну вместе с другими женщинами и подростками мобилизовали рыть окопы на правом берегу Дона. Иногда разрешали съездить домой помыться, и всякий раз, когда маленький пароходик с людьми приближался к родному берегу, лица толпившихся на борту людей тревожно вытягивались. Каждый с нетерпением вглядывался в прибрежную даль, пытался отыскать глазами свой дом — уцелел ли после очередной бомбежки. Июль сорок второго был страшным — вражеские войска подступили к Дону, земля дрожала от рвущихся снарядов. Немцев остановили напротив станции Лиски, из-за этого и сам город вскоре переименовали в Лиски.

Здание общежития, находившееся недалеко от станции, устояло, хотя кое-где по стенам пошли крупные трещины. Когда в сорок четвертом Прокопа привезли из эвакуации, они с матерью достали штукатурки и тщательно заделали широкие щели, но вскоре стены опять начали расходиться, и во время сильных дождей комнату заливало водой. Наконец, в пятидесятом, после того, как в коридоре на втором этаже пластом рухнул потолок, никого, к счастью, не задавив, комиссия признала дом аварийным. Жильцов в спешном порядке переселили, и Феодосии Федоровне с сыном тоже дали комнату — на улице Маяковского.

Как раз в этот год Прокоп вернулся из армии и устроился слесарем на завод. Там же работала табельщицей одна из давнишних и весьма словоохотливых клиенток Феодосии Федоровны. Придя как-то раз к ней в парикмахерскую подстричься и сделать перманент, она, словно между делом, с невинным видом заметила:

— А вы, Феодосия Федоровна, смотрю, совсем не волнуетесь — я бы на вашем месте спокойно не сидела и не смотрела бы, как Агафья моего сына обхаживает.

Ножницы дрогнули в руке у Феодосии Федоровны, и она чуть было не отхватила клиентке пол уха, но сумела взять себя в руки и внешне спокойно спросила:

— Агафья? Не понимаю, какая Агафья?

Для клиентки это было словно манна небесная, и она немедленно застрочила:

— Так вы ничего не знаете? Агафья Кислицына из сборочного цеха вашего Прокопа охомутала! Даже в перерыв за ним в столовую бегает, хвостом вертит, после работы у проходной поджидает. Ему-то, конечно, лестно — она баба взрослая, всему, что надо научит. Но только мое мнение, что лучше ему с ней не связываться — такая настырная, что потом не развяжешься. Знаете, как она его при всех называет? «Мой сладенький муженек!» И ведь какая бессовестная — самой уже за тридцать, а приклеилась к парню молоденькому!

Похолодев, Феодосия Федоровна с трудом проглотила вставший в горле ком. Прокоп действительно в последнее время частенько не ночевал дома, отговаривался тем, что останется у приятеля — они, якобы, готовятся вместе поступать в вечерний институт. Тем не менее, она приняла невозмутимый вид и равнодушно проронила:

— Не знаю, скорей всего это обычные сплетни. Если б было что-то серьезное, сын мне бы, я уверена, сказал, — все же не сумела сдержать любопытства: — А эта женщина… Агафья… она что — вдова?

Клиентка, блаженствуя, выдала требуемую информацию:

— Разведенка. Муж был военный, они в сорок первом поженились. Он, как вернулся, года три с Агашкой прожил, потом к другой переметнулся. Сначала просто так встречался, потом, когда уже на серьез у них пошло, Агафью стал просить: дай, мол, развод по-хорошему. Она уперлась: нет и все! Он просил, просил, потом в суд подал — так Агашка и через суд развод не давала. У военных ведь с разводами строго, а он еще и партийный — так она все к нему в парторганизацию бегала, командиру жалобы писала. Почти год с этим разводом ему тянули, пока он справку от врача не принес, что та его женщина ребенка ждет. Тут уж судье пришлось развести — раз ребенок, то ничего не попишешь.