На руинах Константинополя. Хищники и безумцы - [109]

На одной из пустынных улочек неподалёку от развалин Большого дворца все трое спешились.

— Бросим лошадей здесь, а дальше пойдём пешком, — сказал Тодорис. — С лошадьми нам в развалинах не спрятаться.

Конский топот, который раньше вроде бы слышался позади, стих. Значит, преследователи если и были, то отстали. Везение пока не заканчивалось.

* * *

Шехабеддин вместе с Заганосом и ещё сотней конных воинов подъехал к воротам дома Луки. «Как-то слишком часто я здесь бываю», — подумал евнух, оглядывая уже знакомый фасад, вверху озарённый золотым светом восходящего солнца, а внизу, на уровне дверей, пока остававшийся в густой синей тени.

Несмотря на тень, было хорошо видно, что на дверях выведена мелом замысловатая подпись. Один из конных воинов, служивший в личной охране Заганоса, сразу обратил внимание на нарисованный знак, поэтому оглянулся на господина и произнёс:

— Кажется, дом под защитой. Можем ли мы вторгаться?

Шехабеддин подъехал ближе, чтобы лучше разглядеть, а Заганос меж тем удивлялся:

— Что за ерунда? Дом находился под защитой султана, но ещё вчера был лишён этой милости. Кто же стал бы оказывать милость вместо султана? — Лишь после этих слов Заганос вгляделся в подпись, а затем лицо его преисполнилось ещё большего удивления. — Не может быть!

— Может, — возразил евнух. — Ты же не думаешь, мой друг, что обладатель подписи в самом деле взял под защиту этот дом? Вне всякого сомнения, румы нарисовали знак сами, без спроса, чтобы защитить свои жизни и имущество.

— А эти румы начинают мне нравиться! — засмеялся Заганос.

Его охрана и другие конные воины по-прежнему пребывали в недоумении, поэтому Шехабеддин обернулся к ним и пояснил, как для малых детей, чётко выговаривая каждое слово:

— Знак, который вы видите, может защитить только от безграмотных ослов, не знающих, что это подпись Халила-паши! Да-да, того самого Халила-паши, который по приказу султана смещён с должности великого визира и отдан под стражу. А приказ был отдан тогда же, когда семейство румов, живущее в этом доме, лишилось султанской милости. Так что сами решайте, что вам надо делать.

Первыми сообразили не охранники Заганоса, а простые воины, которых тот призвал из турецкого лагеря, обещав им вознаграждение. Воины спешились и, передав своих лошадей товарищам, решительно двинулись к дверям, чтобы их ломать, но ломать не потребовалось. Оказалось, что вход не заперт.

Толпа хлынула внутрь и рассредоточилась по дому. Всё больше людей оставляли своих коней на попечение товарищей, чтобы получить возможность обшарить богатый дом, но, как оказалось, там не осталось почти ничего ценного.

Шехабеддин, тоже спешившись и вместе с Заганосом проследовав внутрь, увидел, что дом как будто разграблен. Шкафы и сундуки открыты, везде беспорядок.

Заганос внимательно осмотрел каждую комнату и наконец сказал:

— Непохоже, что здесь хозяйничали посторонние. Двери шкафов и крышки сундуков не сломаны. Всё открыто ключами. Так делают хозяева, а не посторонние. Значит, румы сами разграбили своё же жилище. Взяли всё, что смогли унести, и сюда больше не вернутся.

— Думаю, ты прав, — в свою очередь сказал Шехабеддин, который шёл следом, но обращал внимание на другое. — В одной из комнат должен был лежать труп, приготовленный для погребения. Или даже три трупа. Но нет ни одного. Значит, здесь и впрямь не осталось того, из-за чего можно сюда вернуться.

Дом обыскали ещё раз, чтобы убедиться, что трупы нигде не спрятаны, а пока шёл обыск, евнух вместе со своим другом вышли во внутренний двор и присели на каменную скамью.

Во дворе было спокойно и прохладно. Солнце, поднимавшееся всё выше, пока ещё только украдкой заглядывало сюда, но оно уже добралось до окон третьего этажа на западной стене, и поэтому на других стенах появились солнечные зайчики. Откуда-то доносился крик чаек.

Шехабеддин вдруг поймал себя на том, что злость, которую он испытывал и по отношению к румам, и даже по отношению к Мехмеду, происходит от внутренней усталости. Захотелось всё бросить, сказаться больным. «Пусть Мехмед сам ищет свою сбежавшую игрушку, если она ему так нужна, — думал евнух. — А мне это всё безразлично. Пусть даже я и виноват, что мальчишка исчез. Хорошо, я готов понести наказание. Пусть у меня отберут должность начальника белых евнухов. Пусть назначат другого евнуха — помоложе. Мне это уже не важно. Заганос получил должность великого визира, и её уже никто не отнимет. Моя игра окончена. Хочу покоя, а вместо этого приходится гоняться за какими-то румами». А вот Заганосу, похоже, нравилось за ними гоняться. Пока евнух сидел и думал, как бы избавиться от лишних обязанностей, его друг велел своему человеку принести карту города.

Это была небольшая карта, которая сопровождала Заганоса на протяжении всей осады, — лист бумаги, для прочности наклеенный на телячью кожу. И пусть на листе картограф обозначил не всё, но зато она казалась удобной, чтобы постоянно возить её с собой в седельной сумке и пользоваться, если надо быстро освежить память.

Воин, принёсший карту, стоял и держал её развёрнутой перед Заганосом, а тот внимательно смотрел в неё, поглаживая свою красивую густую тёмную бороду. Шехабеддин, глядя на это движение, даже не хотел спрашивать, о чём думает друг. Хотелось просто наблюдать, но тут Заганоса отвлекли какие-то воины, пришедшие с докладом.