На рубеже веков. Современное европейское кино. Творчество, производство, прокат - [91]
Главной чертой наступившей эпохи для Хитиловой оказывается пошлость: хлещущие пиво и сливовицу «простые» люди; пьяные споры о том, кто, когда и зачем вступал в партию или из неё выходил; «новые чехи» с толстыми золотыми цепями в малиновых (да, да, именно малиновых) пиджаках; жеманные нувориши… Но главным «транслятором» пошлости оказывается сам Богуш, человек из народа, с его неуёмным желанием купить и оплатить всё, что попадаётся на глаза или взбредёт в голову: от ресторанных деликатесов до пластической операции по увеличению носа своему приятелю (потому что негоже мужику ходить с таким маленьким носом); от шлюхи, к которой он воспылал «чистой любовью» после удачного посещения «массажного салона», до арабского скакуна, на котором герой рассекает в майке с Микки Маусом; от домашнего бассейна, соседствующего с разваливающимся деревянным сортиром, до карусели с лебедями, установленной на деревенском пустыре.
Форма, избранная автором, оказывается адекватна изображаемому. Не боясь обвинений в дурном вкусе (которые незамедлительно последовали), Хитилова работает на грани срыва в скабрезность, нарочито подчеркивая, гиперболизируя гротескную подложку фабулы и образов. Насыщая жанр реституционной комедии иным содержанием, она разрушает его альтернативным финалом, закольцовывая композицию и превращая сказочную историю в современную притчу, где нравственный вывод выступает как минус-приём, оказываясь тем значимее, чем больше его избегала автор. После того как выясняется, что он вовсе не сын умершего, Богуш в одночасье теряет и деньги, и приятелей, и свою «любовь» – проститутку Иренку, но на следующий день за ним в пивную приходит некто (явившийся накануне в виде ангела, отругавшего героя за слово «блин») и сообщает, что настоящий отец оставил ему в наследство 10 млн долларов. «Теперь я куплю вас всех», – этими словами, обращёнными скорее зрителям, чем собутыльникам Богуша, заканчивает фильм Хитилова, преподнося их не как угрозу, а как констатацию того, что в наступившем времени человек – такой же товар, как устрицы или кирпичный завод.
В свое время фильм вызвал недоумение у критиков (в отличие от зрителей, которые на картину пошли), разглядевших, вероятно, от неожиданности лишь то, что больше всего бросалось в глаза – гиперболизм и авторскую желчь, – и посчитавших работу весьма сомнительной. Однако по прошествии двух десятилетий оказалось, что эта лента – едва ли не лучшее свидетельство разгульной сущности ранних 1990-х, в связи с чем ««Наследство…» вновь выходит на первый план в рейтинге самых значимых лент постреволюционного периода»[170].
В следующей картине «Силки, силки, силочки» (Pasti, pasti, pastičky, 1998) Вера Хитилова обратилась к одной из своих любимых тем противостояния женского и мужского миров, приправив её политической подоплёкой. Но если в предыдущем фильме тотальный сарказм заглушал заложенную в подтекст серьёзность, то в «Силках…», начинающихся как чёрная комедия и продолжающихся как фарс, драматизм набирает силу, чтобы прозвучать мощным аккордом в финале.
В основу фильма легла история преступления и наказания. Молодая женщина-ветеринар Ленка (в исполнении Зузаны Стивиновой, номинированной за эту роль на «Чешского льва») изнасилована двумя мужчинами, вызвавшимися подвезти её до ближайшей бензозаправки. Симулировав потерю сознания, а затем амнезию, героиня заманивает их в свой дом, где, опоив снотворным, кастрирует. Но месть оборачивается против Ленки, когда выясняется, что насильники – не случайные отморозки, а представители так называемой элиты: один из них – дизайнер в крупном рекламном агентстве, а второй и вовсе замминистра экологии. Обратившись за помощью и поддержкой к единственным близким ей людям – подруге-журналистке и своему возлюбленному – героиня становится заложницей их амбиций и эгоизма. Подруга пытается раздуть замалчиваемый скандал и по ходу соблазняет жениха Ленки, а сам жених, поначалу «простивший» невесту за изнасилование, в итоге решает шантажировать политика, чтобы добиться запрета на вырубку деревьев около школы.
Позволяя себе зло подшучивать над мужской уязвимостью в интимной сфере и без стеснения со смехом «живописать» кошмар кастрации (думается, ни одному режиссёру-мужчине не придёт в голову превращать в фарс «путешествие» незадачливых героев с жестяной банкой, в которой бережно уложены отрезанные органы, и тем более доходить до крайности в своём презрении к «сильному» полу, включив в картину эпизод поедания привилегированных депутатских гениталий случайным гостем, спутавшим их с неведомым деликатесом), Хитилова становится предельно серьёзной, когда речь заходит об уязвимости женской, что дало повод многим считать «Силки…» воинствующе феминистской картиной. Однако Ленка, оказавшаяся в ситуации одна против всех, становится в картине заложницей не гендерных стереотипов (остальные героини далеки от феминистских идеалов и являются такими же моральными монстрами, как и мужчины), а построенной на лицемерии общественной системы, изменившей название, но не поменявшей суть: в финале героиню, прилюдно обвинившую замминистра в изнасиловании, увозят в психиатрическую лечебницу при молчаливом согласии подруги и активной помощи жениха, помогающего врачам заталкивать свою бывшую возлюбленную в машину скорой помощи.
