На рубеже веков. Дневник ректора - [20]

Интересно еще одно обстоятельство: письмо-то Маши Платоновой было направлено Черномырдину. Вызов Смирнова пока отменяется.

Писал ли я, что продолжаю покраску полов и покупку ковров для института? Сердце радуется, когда захожу в конференц-зал, в 23-ю аудиторию, где у нас как бы музей соцреализма. Теперь отремонтировали кафедру творчества и кафедру иностранной литературы. В институте появляется прежняя барственная строгость. Студент должен с почтением относиться к дому, в котором он учится.

24 марта, вторник.

Семинар пришлось сегодня сократить до одного часа десяти минут. Интересно, что ребята на него аккуратно и добросовестно ходят. Четвертый курс практически перестал писать, как это обычно случается на старших курсах. Разбирали «параллельные портреты». Сегодня это были Маша Лежнева и Саша Барбух. Ткнув на прошлом семинаре пальцем, я и не предполагал, что заставлю их написать любовную историю. Обязательно надо сегодня «истребовать» у ребят разрешение и напечатать это в нашем студенческом журнале. Лучше и благороднее написала Маша. Здесь была обида, перегоревшая любовь и разочарование. Я вообще потрясен, как здорово за последнее время Маша работает. Барбух на ее фоне кажется неблагородным при всех своих признаниях. Вот она, жертвенность и искренность в литературе. Другая пара — Аня Кузнецова и Коля Эдельман — была посуше, поэгоистичнее. Подозреваю, что здесь тоже был роман, но похолоднее. Как всегда очень интересно написал Юра Роговцев, он сделал свой этюд-портрет в виде стихотворения о Тане Трониной. Этюд Ани я критиковал несправедливо жестко, критика скорее была направлена против тенденции. Но эти ребята умны, владеют словом в пределах игры ума, со страстями здесь хуже.

К шести часам поехал на ужин в китайское посольство. Описывая все происходившее, должен сказать, что это один из самых удивительных вечеров в моей жизни. Пропущу китайскую еду, которая была и вкусна, и разнообразна, удивление от огромного посольства, целого города неподалеку от университета, пропущу даже впечатление от холодновато-торжественных залов личной резиденции посла, находящейся здесь же, на границе этой огромной территории, по которой мы плутали на машине. Бедный Федя, мой шофер, простоял в посольстве, возле резиденции, с 6 почти до 9! Удивление вызвал в первую очередь сам посол Ли Фэнлинь. Это бывший аспирант МГУ, заканчивавший аспирантуру у Петра Савича Кузнецова. Наши ребята, которых посол позвал на эту встречу, Феликс Кузнецов, Станислав Куняев, который начинает работать у нас в институте (написать, если не сделал этого раньше, историю появления Стасика в институте), Валерий Ганичев, сравнительно недавно вернувшийся из Китая, Володя Костров, Олег Бавыкин, заведующий у Ганичева международной частью, все были милы и естественны. Не было обычной в этих случаях лести, каких-то выпрашиваний, подмазки. Правда, Феликс не утерпел и начал искать себе партнера для Пушкинской конференции в лице Китая. Я тоже рыпнулся: пригласил посла в институт на встречу со студентами. Это было бы для них, для наших студентов, интересно как факт трудолюбия, как факт, что можно сделать из собственной судьбы, если за нее как следует взяться. Как же посол знает русский! Как естественно, как вольно. Какая прелестная человеческая реакция на смешное, как он заразительно хохочет! Мы вспоминали университет, студенчество, общих преподавателей, даже анекдоты той студенческой поры. Память у посла более живая и цепкая, нежели у меня. Всеми своими товарищами я восхитился. В.Н. Ганичев немножко хвастал тем, что недавно встречался с губернатором Санкт-Петербурга, и рассказывал послу о том, что он увидел в Китае. Естественно, в его рассказе не было ничего нового и оригинального. Над Валерием Николаевичем я даже иногда подтрунивал, а один раз, когда он что-то очень вольно вильнул хвостом, даже сказал: «Ну, что вы, Валерий Николаевич, меня не бойтесь, не стану я вас сегодня обижать». Сказал я это уместно, и получилось не обидно. Все говорили тосты, и были тосты красивы и уместны. Пили «маотай» крошечными рюмочками.

Феликс Кузнецов сказал, что только перед визитом в посольство виделся и три часа разговаривал с Солженицыным. Институт выпускает академическое собрание Александра Исаевича.

25 марта, среда.

Очень много работы, она неинтеллектуальна, не развивает, просто глушит меня. В 15 часов состоялась защита дипломов. Защищались Замостьянов, Ряховская, Авдеев, Сергей Мартынов и две кореянки. У кореянок пьесы, кажется, интересные по замыслу, и одна из них получила диплом с отличием. Отличие получил и Саша Авдеев, это меня очень радует. Неужели мне удалось доучить это бородатое чудо?! Помню его приемные экзамены, помню, как я правил ему грамматические ошибки, а С.П. помогал ему с английским. Саша Авдеев, сын простых и, видимо, достаточно темных людей из Ярославля, сын огромной семьи, где чуть ли не шестеро детей, первым в семье получает высшее образование. Очень порадовала меня Татьяна Александровна Архипова, резко, хотя и справедливо, выступившая по Ряховской. По поводу небрежностей и плохого оформления работы последней я тоже проворчал, намекая на телефонные просьбы, которые на протяжении всех пяти лет следуют за этой девочкой. Заласканный длинноногий ребенок. Не получил «отличия» и другая звезда института — Замостьянов, что-то довольно резкое сказал я по поводу его баллады «Ларионов» — был в Рязани такой секретарь обкома, который, выполняя план по сдаче мяса государству и желая отличиться, пустил под нож весь молодняк рогатого скота. Меня удивило какое-то неуважение, пусть даже и к неправильно прожитой, но человеческой, а не скотской жизни. Слава Богу, удачно защитился Сережа Мартынов. Отпраздновали его победу двумя бокалами красного вина в нашем кафе. Были еще С.П. и Оля Горшкова.