На реках вавилонских - [88]

Шрифт
Интервал

За спиной у себя я услышала, как Алексей начал: "Радость, пламя неземное, райский дух, слетевший к нам…" — По сравнению с "Песней о колоколе" он считал это коротким стихотворением.

Чтобы избавить Ханса от моего взгляда, я опять повернулась к передней части зала. Казалось, Владислав Яблоновски заснул за своим кофе. Голову он свесил на грудь, дыхание его было спокойным и ровным. Я хотела попрощаться, — так сказала мне его дочь несколько дней назад. Катя со своим подарком направилась к нам. Доктор Роте и его жена обратили теперь свое внимание на Алексея.

Мать-природа все живое
Соком радости поит,
Всем дает своей рукою
Долю счастья без обид.
Нам лозу и взор любимой.
Друга верного в бою,
Видеть Бога херувиму,
Сладострастие червю[3].

Услышав из уст маленького мальчика слово "сладострастие", фрау Роте невольно разразилась громким смехом. А доктор Роте после слова "Бог" решил, что короткому стихотворению пора бы закончиться.

— Большое спасибо, большое спасибо, молодой человек, — сказал он и вручил Алексею подарок. Он взял его за плечи и подтолкнул к лесенке, ведущей вниз со сцены.

— Так, дети мои, времени у нас уже мало, мы ведь не собираемся весь вечер слушать стихи, верно? — Он засмеялся. На сей раз он не стал ждать аплодисментов, а достал из мешка следующий пакетик и вручил его какой-то девочке за стихотворение из двух строчек. Эта пара быстро разделалась с остальными детьми. Дорейн уже не пришлось читать стихи. Она еще не успела открыть рот, как священник дал ей пакетик, в то время как доктор Роте уже подавал жене пальто и прощался с руководством лагеря, со священником и еще несколькими людьми. Дорейн держала подарок так, словно это была какая-то хрупкая вещь. Она споткнулась и растянулась во всю длину. Зацепившись, очевидно, за электрическую гирлянду, она увлекла за собой рождественскую елку. Свет ненадолго замигал, потом все гирлянды и звезды в зале дружно погасли. Остался гореть только неоновый свет, и пока несколько женщин возились с девочкой, пытаясь ее поднять, доктор Роте с женой успели шмыгнуть в дверь. Немного погодя иллюминация зажглась снова. Кто-то заменил пробки. Помощницам стоило немалого труда поставить елку обратно, кое-что из елочных игрушек разбилось. Электрическая гирлянда не горела.

Я видела, как Дорейн оттолкнула руки священника и его жены, оставила их, где они стояли, и проложила себе путь к тележкам с едой. Там расположились помощницы и раздавали порции гуся с красной капустой и клецками. Слышался стук ножей и вилок. Разговаривали мало. Я прошептала Хансу: "Ты хочешь чего-нибудь?" Но Ханс молчал. Только в этом его дочь была похожа на него. Однако когда они сидели рядом, она оказывалась на голову выше. Она принесла себе полную тарелку и уплетала клецки, глотая их почти целиком. Между тем запахло горелым пластиком. Я протискивалась мимо чьих-то плеч, сквозь чьи-то разговоры, но, казалось, никто не обращал внимания на запах паленого. Все новые и новые люди становились в очередь. Я сама уже отказалась от этой мысли. Я нерешительно огляделась. Елка, похоже дымилась. Я подошла ближе и услышала потрескивание. Что-то светилось и разбрызгивало искры, которые плясали вокруг дерева, взлетали вверх, какое-то время парили в воздухе и гасли. От елки постоянно отделялись тлеющие частицы и кружились над головами людей. Сильно пахло хвоей. Словно при замедленном кинопоказе, я увидела, как жена священника сделала шаг к елке, потом в ужасе отпрянула. Она загребала воздух руками и наткнулась на одну из помощниц, которая оттащила ее подальше от горящего дерева. Группы людей, еще недавно спокойно стоявшие в очередях к тележкам с едой, пришли в движение и смешались. Кричали только дети, скорее радостно и взволнованно, чем испуганно. Взрослые стояли вокруг огня и молча наблюдали, как искры превращались в языки пламени. Вместо потрескивания теперь слышался шорох, а также звук, похожий на хлопанье крыльев.

Только один раз мне удалось взглянуть сквозь тесно сгрудившуюся толпу в дальний угол зала. Ханс прикрыл руками рот, возможно, он смеялся, его темные глаза отражали сияние огня.


Рекомендуем почитать
Судоверфь на Арбате

Книга рассказывает об одной из московских школ. Главный герой книги — педагог, художник, наставник — с помощью различных форм внеклассной работы способствует идейно-нравственному развитию подрастающего поколения, формированию культуры чувств, воспитанию историей в целях развития гражданственности, советского патриотизма. Под его руководством школьники участвуют в увлекательных походах и экспедициях, ведут серьезную краеведческую работу, учатся любить и понимать родную землю, ее прошлое и настоящее.


Машенька. Подвиг

Книгу составили два автобиографических романа Владимира Набокова, написанные в Берлине под псевдонимом В. Сирин: «Машенька» (1926) и «Подвиг» (1931). Молодой эмигрант Лев Ганин в немецком пансионе заново переживает историю своей первой любви, оборванную революцией. Сила творческой памяти позволяет ему преодолеть физическую разлуку с Машенькой (прототипом которой стала возлюбленная Набокова Валентина Шульгина), воссозданные его воображением картины дореволюционной России оказываются значительнее и ярче окружающих его декораций настоящего. В «Подвиге» тема возвращения домой, в Россию, подхватывается в ином ключе.


Оскверненные

Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.


Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Черные крылья

История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.


Город мертвых (рассказы, мистика, хоррор)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.