На растительной пище - [5]

"Мои окна обращены на юг и дают много света и без стёкол, -- писала она, -- было бы грешно уменьшать наш парник!.."

Но Веревцов остался твёрд и отправил ей стёкла во второй раз. Так они пересылались целый день без всякого определённого результата, пока Ястребов, завернувший посмотреть на Витьку, не погрозил Марье Николаевне, что возьмёт стёкла себе, и только после этого они водворились на предназначенном им месте.

Тем не менее устроить огород и парники в Пропадинске оказалось мудрёнее, чем можно было ожидать. Исправник и поп каждое лето пробовали разводить овощи, но картофель у них родился меньше лесного ореха, а капустные вилки даже не начинали завиваться. Поэтому на пропадинских званых обедах подавали варёный картофель, протёртый вместе с шелухой, а щи варили вроде коровьего пойла из зелёных капустных листьев, заквашенных пополам с мукой.

Из мёрзлой подпочвы даже летом струился вечный холод, и под гряды парника нужно было подстилать толстый слой удобрения даже в июне и июле, чтобы перегорание навоза спасало их от стужи. Скота было мало, и приходилось изо дня в день тщательно наблюдать за поведением лошадей и коров на подножном корму, чтоб собрать сколько-нибудь значительное количество навоза. Вдобавок удобные места для огородов были только на откосах холмов, ибо пониже лежало сплошное болото.

На холме перед юртой был недостаток в воде, которую приходилось таскать с реки вёдрами на собственных плечах по крутым и неудобным для ходьбы косогорам. Веревцов задумал устроить очеп вроде колодезного, который, поднимая воду бадьёй, разливал бы её по деревянным трубам на его владения. Именно для этой цели он так усердно долбил свои колоды, которые должны были соединиться в виде импровизированного водопровода.

Ещё в позапрошлое лето Веревцов засадил несколько гряд и устроил небольшой парник. Жатва его была невелика, но разнообразна, ибо он высеял на гряды и в горшки все свои семена, не исключая табака и горчицы. Другие члены колонии, заинтересованные опытом, помогали, чем могли, и после уборки Веревцов, отобрав семена на будущий год, взял да и устроил из всех овощей беспроигрышную лотерею для всех членов общества. Никакие отговорки не помогали, и Веревцов, после всех летних хлопот, остался на гречневой каше на всю зиму. Положим, что это был первый опыт, и Веревцов надеялся его расширить, но теперь добровольные помощники уже не были так настойчивы. Семян всё ещё было мало, и, несмотря на всю заманчивость свежих овощей, никто не желал ещё раз отнять у Веревцова его "корешки или вершки". Только упрямый Ястребов был совершенно чужд этой деликатности и продолжал вмешиваться в работы по устройству будущего огорода. Овощи, впрочем, он презирал от всего сердца и во время вышеупомянутой лотереи, после короткой, но настойчивой попытки вернуть свою долю Веревцову, он вынес её на двор и раскрошил на куропаточьей тропе птицам.

-- Чтобы они были пожирнее! -- пояснил он.

Он был убеждён, что после этого даже Веревцов не будет так настоятельно навязывать ему этот "свиной корм", как он презрительно называл про себя огородные продукты. В эту зиму он решил приготовить колоды для водопровода и в одну неделю выдолбил десяток длинных брёвен, ибо работа топором давалась ему гораздо лучше, чем Василию Андреичу. Ему помогали, впрочем, многие из досужих молодых людей, которые были рады укрыться под эгидой широкой бороды Ястребова от уравнительного распределения, которое пытался осуществить Василий Андреич. Однако, идея перенести готовые колоды в ложбину около юрты и потом сообщить о них Веревцову, принадлежала собственно Ястребову, и он стоял теперь перед дверью юрты, по своему наслаждаясь смущением её хозяина.

На другой день было воскресенье, и Веревцов рано проснулся, чтобы поскорее освободиться от обычных домашних работ и иметь хоть полдня свободных. Он был ревностным поклонником воскресного отдыха и никогда не позволял себе в этот день заниматься каким-нибудь посторонним делом, кроме хозяйства. Даже дрова и воду он приготовлял с вечера, чтобы поменьше возиться поутру. Воскресное время он старался проводить по праздничному, ложился спать после обеда или брался за книгу, методически отыскивая место, заложенное ещё с прошлого воскресенья. Чаще всего, особенно, если погода была благоприятная, он отправлялся визитировать и, обойдя одну за другою все квартиры колонии, возвращался домой уже поздно вечером с сознанием весело и счастливо проведённого дня. Угощения он не признавал, ибо не потреблял обычной пищи пропадинского стола; в спорах различных пропадинских партий он тоже не участвовал, но спокойно сидел где-нибудь в стороне и с видом большой любознательности выслушивал все pro и contra [все "за" и "против" -- лат.], но когда его просили высказать своё мнение, он конфузился по своей неизменной привычке и заявлял, что у него слишком мало материалов для суждения, так что он всё ещё не может составить себе определённого мнения об этом предмете.

Наконец, камин истопился, и такой же немудрёный обед или, если угодно, завтрак, что и вчера, поспел и был съеден. Но, когда Василий Андреич готов был взяться за шапку, в сенях послышался шорох.