На распутье - [47]

Он с издевательской ухмылкой выслушал мою тираду.

— Не ори! — сказал он. — А то соседи услышат.

Его реплика словно кипятком обдала меня.

Я продолжал еще громче:

— Напрасно куражишься! Ты тоже испугался. Боишься, что услышат. Боишься, что придут сюда и заберут тебя. А я не боюсь. Понятно? И жду, чтобы они пришли. — Я подскочил к сундуку, рывком открыл крышку и выхватил оттуда пистолет. — Видишь это? Вот чем встречу их. По крайней мере буду знать, кто мой враг и что моя пуля попала в цель.

Пали вдруг заулыбался.

— Это неплохо сказано, — иронически произнес он. — В этой позе ты мне нравишься. — И тут его голос сразу окреп. — Если у тебя есть оружие, если ты такой вояка, если воображаешь себя таким бесстрашным, чего же ты сидишь? Ждешь, пока твои враги прикончат всех поодиночке? А когда дойдет и до тебя очередь, ты героически спрячешься в свою нору?

— А ты чего ищешь здесь? — перебил я его. — Почему прячешься у меня? И еще проповедуешь! Проводишь семинар! — И я принялся размахивать перед ним пистолетом.

Пали решительно направился к двери.

Не знаю что — может, стыд, а может, злость, — но что-то заставило меня преградить ему дорогу.

— Ты не уйдешь отсюда! — крикнул я.

— Неужели? — сказал он и, на миг оторопев, подозрительно сощурил глаза.

Вдруг я понял, что он может неправильно истолковать мои слова, и злость и пыл с меня как рукой сияло.

Я обнял Пали, прижал к себе.

11

Гизи разбудила меня на рассвете.

— Слышишь? — в ужасе спросила она шепотом. Небо равномерно, глухо гремело. Казалось, приближается грозная, огромная эскадрилья или целая танковая армия.

Я включил радио, но тока не было. Вышел на кухню, где спал Пали. Но кушетка, которую мы вечером внесли ему, была пуста. Я открыл дверь на галерею, окликнул его, — может быть, он где-нибудь тут, поблизости. Старушки уже возились у себя а комнате. Внизу, во дворе, метались какие-то люди, слышались приглушенные, взволнованные голоса.

Я наспех надел тапки, халат (Гизи причитала, что, наверно, это идут войска ООН, началась мировая война, мы погибнем, нас сотрут с лица земли) и выбежал во двор. На лестнице встретился с Пали. Он не спеша поднимался наверх.

— Что там, Пали? — набросился я на него.

— Идут советские танки.

— Что же теперь будет?

— К сожалению, не удалось мне вырваться отсюда. На углу в меня выпустили автоматную очередь, а немного погодя, когда я отважился высунуть голову, последовала вторая. Ничего не поделаешь. Улицу Мештер патрулируют танки, один встал на перекрестке недалеко отсюда, только башня вращается.

— Да не о том я, Пали, — вырвалось у меня. — ООН примирится с этим? Будет война?

Пали неторопливо продолжал подниматься по лестнице.

— Что говорит радио?

— Нет тока.

Светало. На крыше одного из ближайших домов застрочил пулемет. Некоторое время он стрекотал одиноко, затем снизу ему ответил другой. Следом тявкнула пушка, и стальное эхо прокатилось вдоль улицы между домами.

Жильцы бросились в подвал. Пали не пошел. Я хотел вернуться за ним, но Гизи не пустила меня.

Канонада усиливалась, и тревожное предчувствие все-таки выгнало меня наверх. Во дворе мне повстречался Деметер (он занимался распространением книг в деревнях, в кооперативах). Больших усилий стоило ему удерживать в руках мешочки, коробки, бутылки. Завидев меня, он крикнул:

— Послушайте, ну и типа же вы прячете у себя! Орет как оглашенный, люди, мол, не делайте подлостей, мелет всякую чушь.

За Деметером тащился джазист Фюреди. Он добавил:

— Его уже заставили замолчать. Сунули в рот батон салями.

Кто-то барабанил в ворота. На улице усилилась перестрелка. Ворота открыли, и в них ввалилась какая-то насмерть перепуганная женщина. Она упала, ей помогли подняться и снова быстро заперли ворота, потому что на улице показались два танка. Вскоре они открыли огонь по дому напротив, откуда их обстреливали из пулемета. Мы отошли в глубь двора и, прижавшись к стене дома, прислушивались к дуэли. Вдруг над нами раздался грохот, затем наступила тишина. Стрельба прекратилась. Сверху оседала сухая кирпичная пыль. Мы чуть приоткрыли ворота, чтобы хоть одним глазком глянуть на улицу. Дом, откуда строчил пулемет, наполовину был разрушен.

Интересно, где Пали? Не остался ли он на улице?

— Пали! Пали! — все громче звал я.

— Не он ли поднимался на верхний этаж? — сказал кто-то.

Я бросился по лестнице вверх, в нашу квартиру.

Пали сидел в комнате, облокотясь на стол и поддерживая руками голову, перед ним лежал батон салями.

Когда я входил в квартиру, где-то рядом оглушительно грохнуло, затем еще и еще раз. Вдруг прямо над нами, на крыше, застрекотал крупнокалиберный пулемет.

— Ничего себе, устроился! — сердито проворчал я. — Постыдился бы! Приятного аппетита…

— А что же мне, выбросить ее? — спросил он в раздумье.

— Какое мне дело, как ты поступишь с ней! Вижу, ты не лучше других!

Пали смотрел на мои сжатые кулаки и тихо произнес:

— Сейчас, к великому сожалению, ты не способен стрелять. Постарайся взять себя в руки.

— А я и не собираюсь стрелять, — выпалил я. Его спокойствие все больше раздражало меня.

— А жаль, в этом как раз есть нужда, — ткнул он пальцем в потолок. — Теперь тебе не так уж трудно сориентироваться.