На распутье - [13]

После тренировки ко мне подошел тот самый человек, который пригласил меня сюда. Он назвался Йожефом В. Паппом. Это «В», как позже объяснил мне Пали Гергей, означало сокращенное «Виктория», то есть победа. Папп ввел его в состав своего имени из озорства, ради шутки. Словом, после тренировки Папп разрешил мне оставить форму у себя, он, мол, посмотрит меня еще раз. Бесспорно, это был уже первый шаг к признанию: он все же заметил, что я не бездарен.

Но я даже не догадывался об этом, когда после свистка Паппа, возвестившего о конце игры, медленно брел с поля, повесив нос, без всякой надежды.

У боковой линии футбольного поля, засунув руки в карманы, прогуливался человек, который работал за столом с тисками. Он подошел ко мне и весело сказал:

— Неплохо, малый. Как тебя зовут?

Я посмотрел на него, задетый за живое фамильярным тоном, каким он обратился ко мне, и чуть было не послал его к черту, но промолчал. Он заморгал, улыбнулся и снова спросил:

— Коллега, как вас зовут? Именно это я и хотел узнать с вашего разрешения. Между прочим, мне понравилась ваша игра.

Я остановился, теряясь в догадках, издевается он или говорит правду. Но поскольку он продолжал ждать и приветливо смотрел на меня, я пробурчал:

— Янош Мате.

— Очень приятно, — снова улыбаясь, произнес он. — Идите одевайтесь, я подожду. Нам, между прочим, давно бы пора познакомиться. Как-никак в одном цехе работаем.

Он дождался меня.

Зажав под мышкой форму, я ощущал в душе такую радость, какую, пожалуй, еще никогда не испытывал. Наверно, такое же ощущение у меня было бы после борьбы, если бы я одержал полную победу и не вмешался мастер.

— Тренер остался доволен, — похвастался я, когда мы шли по улице.

Вот здесь-то он, продолжая улыбаться, и протянул мне руку.

— Зовут меня Пал Гергей.

— Знаю, — ответил я.

— Откуда?

— В цеху говорили.

— Я старше тебя. Давай перейдем на «ты». Договорились? — И он потряс мою руку. — Тебе сколько? Двадцать?

Он мне все больше нравился.

— Семнадцать стукнуло!

— Это замечательно. А мне на целый десяток больше.

По дороге он рассказал мне, что стал уже запасным в команде. Мы вместе шли по улице Вагохид, он проводил меня до самого дома, так как жил еще дальше. На тренировках я его видел сравнительно редко. Ведь Гергей был женат, а это, как он сам определил, все меняет в корне. Между тем в свое время он играл превосходно, однажды его даже взяли в сборную любительскую команду, выступал в Сегеде, Кечкемете, Дебрецене, собирался даже сыграть за рубежом, да что-то помешало.

На следующей тренировке я играл уже увереннее и гораздо лучше. Тренер сначала попробовал меня на краю, потом перевел в центр и наконец поставил в защиту. После тренировки сказал:

— Будешь защитником, малец. Как тебя зовут? Мак?

— Мате.

— Значит, не пирог с маком, а Матфей-евангелист. Это мне нравится. Надеюсь, ты на самом деле истинный христианин?

— Да, христианин, — ответил я.

— Послушай, малец. — И он положил мне на плечо руку. — С этим Гергеем смотри не очень водись. Вот так-то. Если проявишь себя на тренировках, через две-три недели зачислю в команду.

Его слова окрылили меня, мне казалось, будто я взлетел вверх на качелях. Все ликовало во мне: шуточное ли дело — буду играть в команде. Через две-три недели. Ну как же тут не стараться!

3

Прошло несколько недель. Однажды утром Гергей спросил меня в раздевалке, не хочу ли я перейти на другую работу.

— Стал бы работать вместе со мной, — сказал он.

— Кем?

— Пока подсобным рабочим, конечно. Кем же еще? Но заработок будет побольше, к тому же у тебя появится возможность получить специальность.

Но я не хотел приобретать специальность. Как ни хорошо на заводе, а меня все же нет-нет да и потянет на стройку, где больше простора и работа разнообразнее. Мой отец тоже был строителем.

— А на сколько больше я буду получать?

— Видишь ли, — недовольно поморщился Гергей, — этого я не могу высчитать тебе с точностью до филлера. Но если ты не намерен вечно выгребать мусор за другими, то я на твоем месте согласился бы.

— А что мне для этого надо предпринять?

— Поскольку ты такой дотошный, тебе остается только согласиться. Об остальном я сам позабочусь.

И он позаботился. В начале следующего расчетного периода, не помню точно, в начале или в конце месяца, я уже работал его подручным. Поначалу вся моя работа состояла в том, чтобы к изготавливаемому прибору отрезать по три проводка разного цвета, зачищать у каждого оба конца, окунать в какой-то раствор, затем скручивать или, наоборот, сначала скручивать, а потом окунать, сделать на концах петли, примерить на приборе и, если они точно подходят к клеммам, снять и передать Пали. Несложное дело и действительно куда приятнее и ответственнее, чем моя прежняя работа. С тех пор ко мне иначе стали относиться все подсобные рабочие. Правда, я не очень-то обращал на это внимание. Плевать мне на них, если они судят о человеке по тому, что он держит в руках — веник или плоскогубцы. В конце концов не это важно. Главное — мы теперь с Пали были всегда вместе и, разумеется, о многом болтали. Кому приходилось работать на пару с кем-нибудь так, чтобы работа не поглощала все внимание и не требовала постоянного напряжения, тот знает, что сначала молчишь, стараясь смекалкой помочь рукам, затем все идет само собой, проходит утро, первая половина дня, постепенно язык развязывается и стоит лишь о чем-нибудь подумать, как тут же произносишь это вслух. Если же такое сотрудничество продолжается многие недели, месяцы, то разговор ведется обо всем на свете: о женщинах, кино, спорте, о том, что будет после нашей смерти и что было до рождения, когда придет конец света и почему, какой величины атом и вселенная, насколько одна планета солнечной системы меньше другой, существует ли в действительности понятие величины, и если нет, то это само собой предполагает, что один предмет тождествен другому, что означает понятие «я», как оно воспринимается кем-то еще, что для него является этим «я»…