Во-вторых, «свои». Косыгин, Мазуров. К этой группе тяготели Демичев и Полянский. Первый поневоле был на стороне Шелепина после истории с отстранением Шелеста, второй всегда был в прекрасных отношениях с Косыгиным и менять точку зрения не собирался.
В-третьих, на пенсию по состоянию здоровья собирался Шверник, ему было уже наплевать на всех. Подгорный «потух», смертельно обиделся на всех, да еще по слухам начал пить горькую. Последнее время он даже не приходил на заседания Президиума. Микояну также пророчили пенсию после его нерешительной, но заметной поддержки Хрущева, хотя он продолжал относительно успешно лавировать между основными игроками[282]. Крепкий политический долгожитель, рекомендованный в наркомы еще Каменевым в начале 20-х, Анастас Иванович обладал колоссальным авторитетом среди рядовых партийцев. Но среди нового поколения партаппаратчиков ЦК он выглядел сущим динозавром, и не пользовался их особо поддержкой.
В стороне от этой борьбы стоял Геннадий Иванович Воронов. Он неприязненно (мягко говоря) относился к Брежневу, считая его неумным и слабым организатором. Но при этом почти ненавидел «комсомольцев», считая их лидера опасным сталинистом, мечтающим об возвращении авторитарных времен. Последние политические маневры Александра Николаевича не смогли ни на йоту поколебать этой позиции.
В отличии от РИ в члены Президиума введен П.Н.Демичев, и выведен П.Е.Шелест.
Среди кандидатов в члены Президиума можно было твердо рассчитывать на содействие Устинова. Щербицкий обещал нейтралитет или даже поддержку при условии перспектив на членство в Президиуме, он почти в открытую заявлял о своей готовности присоединиться к любому победителю. При своем невысоком кандидатском статусе, он был первым секретарем второй по величине республики, и его позиция могла изменить многое. Гришин и Рашидов однозначно поддерживали Брежнева, впрочем, это не страшно. Последний кандидат, Ефремов, слыл большим другом Хрущева. Во время смещения он оказался на Ставрополье, там и задержался надолго в качестве первого секретаря крайкома.
От мыслей оторвал очередной звонок.
— Александр Николаевич, к вам товарищ Косыгин.
— Пусть проходит! — И через секунду, — кофе еще сделай!
Шелепин встретил гостя на полпути к дверям, крепко пожал руку. Присели за приставной стол, напротив друг друга. Едва коснувшись стула, Косыгин зло вытолкнул в лицо в собеседника язвительные слова.
— Что, Саш, проигрываем?
— Да ну, переплюнь! — Шелепин и на самом деле сплюнул за спину.
— Вот тебе последняя новость, — Алексей Николаевич устало потер лоб. — Воронов только что решился поддерживать Брежнева.
— Черт! Он же намекал… — от неожиданности Шелепин аж привстал, уперевшись ладонями в стол. — Ты с ним сам разговаривал?
— Вот только что от него. — Премьер поджал губы, которые отчеркнули устало обвисшие щеки, — поставил вопрос ребром, зря быть может…
— Прямо так и сказал?
— Еще попенял ехидно, дескать, пожалеешь, старый хрыч, что с Шелепиным связался.
Это была вполне серьезная угроза. Геннадий Воронов занимал одну из ключевых позиций как Председатель Совета Министров РСФСР. Формально Косыгин, как премьер СССР, был «главнее», но влияние Воронова на директорский корпус нельзя недооценивать[283].
Референт постучал, просочился беззвучной тенью, поставил на край стола поднос с кофе и съедобными мелочами. Алексей Николаевич приблизил чашку к лицу, подул, втянул крохотный глоток.
— Кипяток совсем, — опять подул, потом втянул аромат. — Все еще вьетнамская "робуста"? Отпусти Дениса на неделю, пусть научит моих охламонов правильно кофе варить.
— Не верит мне Гена, вообще. — Не стал уходить от темы Шелепин. — Если б не его антипатия к Ильичу, не разговаривал бы даже.
— Саша, с ним у Брежнева будут четыре голоса. Или даже шесть, если уговорят Микояна и вовремя найдут трезвого Подгорного. В такой ситуации я не поручусь за Демичева и Полянского. И так Диме Андрей Кириленко каждый день по мелочам всяким звонит.
Решения в Президиуме принимались единогласно. Однако, была хорошая традиция меньшинству соглашаться с мнением большинства.
— Не надо мне это объяснять! — повысил голос Шелепин. — С осени хожу вокруг, ни по хорошему, ни по плохому не выходит.
— Подумал насчет Петра? — Косыгин примиряюще отпил длинный глоток чуток остывшего напитка.
— Много раз… Вредный шаг, вот только иных вариантов не остается.
— Что ж. Тогда ты знаешь, что делать. — Премьер поставил кружку и поднялся. — Не буду отвлекать.
Время клонится к восьми вечера. Но откладывать нельзя, мало ли какие шаги предпримет за ночь определившийся с выбором Геннадий Иванович. Придется разговаривать прямо сейчас, и возможно ехать в М-Град. В руку опять трубку:
— Денис, найди мне срочно Петра, ну, который из «Интела».
— Что ему сказать?
— Пусть едет на работу, и там ночует. Чтоб был как штык! Возможно, мне придется приехать.
— Хорошо!
Следующий телефонный аппарат из стоящего на столе небольшого стада, на сей раз главный, вертушка. Ох, как не хочется набирать этот номер…
— Воронов у аппарата.
— Геннадий, здравствуй еще раз, — без паузы, чтоб не нарваться на грубость. — не против, если я сейчас зайду на пару минут?
