— Ты чего разорался.
— Цыц… опять назад в прежную яму на Провианскую хочешь. Вышибут отсюда, обязательно вышибут, когда верх возьмут… Думаешь, буржуй постесняется. Коленом в спину… отвечай, старая, хочешь опять на Провианскую.
— Авось, бог помилует.
— По-о-милует… На фронт пойдем, вот и помилует…
На другой день Чубар, чисто одетый и выбритый, с красным лоскутом на борту пиджака стоял среди обширного двора Сабанских Казарм. По всему двору маршировали отдельные взводы, и воздух дрожал от звонкой команды. Рядом с Чубаром стояла угрюмая Ирина.
Чубар остановил мальчика во френче, шпорах и с хлыстом в руке.
— Товарищ, где записаться можно. На фронт.
Товарищ с изумлением поглядел на седого морщинистого старика и спросил.
— Сколько вам лет?
— Пя… Пятьдесят четвертый… шестой…
— Ишь, — чуть не подскочила Ирина. — И не стыдно тебе на старости лет… Шестьдесят четыре стукнуло ему, товарищ. Вот крест. Тоже воевода выискался.
— Молчать — рассвирепел Чубар — может быть, я и ошибся годом, но стою троих… Недаром молотобоец… Отчаливай старая. — Он круто повернул жену к воротам и слегка толкнул ее в спину.
1918
