На пути к рассвету - [26]

История меня тоже интересует. Откуда люди пошли на земле, почему войны возгораются, когда и откуда наш вепсский народ появился, кто предки были? Книг-то сколько надо перечитать! Да ничего — вся жизнь впереди. Я лишь только на первую ступеньку широкой и светлой лестницы поднялась.

Учитель литературы в одну сторону кивает, Валя Клещова — в другую тянет, давай, говорит, в Прибалтику поедем — там народ европейский, культуры наберёмся. Как быть?

Вскоре сменили и эту пластинку — решили чуть не всей комнатой ехать в Комсомольск-на-Амуре. Письмо написали туда, и вдруг война. Все наши планы вверх тормашками полетели. Вале повезло всё же — её вначале в Сортавалу назначили, а там уже бои полыхнули, она тогда в Рыбреку подалась, там и работала библиотекарем, хоть два месяца, да своим людям послужила. Теперь вот не знаю, что с ней, уехала на восток или в оккупации осталась. Подруга моя самая сердечная, ближе не было. Клятву мы дали никогда не забывать друг дружку, выручать в беде. Знаешь, Алёша, вот сёстры у меня есть, трое, все славные, добрые, а Валя, может, и некрасиво так говорить, ближе, она меня сердцем чует. Всё время о ней думаю. Как бы я хотела выручить её из неволи, забрать с собою в Беломорск. Может быть, свидимся скоро.

Последние слова Анна сказала шепотом, и Алексей скорее угадал их, чем расслышал. Лодка зашуршала по тростнику, и они въехали в зелёную метельчатую ограду. Ане показалось, что они одни во всём белом свете и что вокруг нет и не было никакой войны. Так они сидели долго-долго, не шевелясь.

Анна зажмурила, глаза, лицо её просветлело, а сбоку на шее быстро-быстро забилась выпуклая жилка.

— Кайкед хювад, ведэхийне[3], — чуть слышно сказала Аня, и снова наступила тишина. — Наш народ всегда кормило и поило Онего-море, — стала медленно и напевно рассказывать Анна, не отрывая глаз от воды. — Богато наше озеро: серебристые лососи, губастые важные налимы, горбатые чёрные окуни, быстрые, как молния, хариусы. Летают над водой резвые ветры, поднимают крутую волну, играют лодкой, словно утиным пёрышком. Всё это царство дедушки-водяного.

Отправляясь на рыбалку, в лодку первым должен садиться её хозяин. Ходить у самого берега надо с оглядкой, нельзя наступать на зелёную тину — это волосы водяного. Подняли парус, загулял в нём ветер, поплыли. Вышли на простор, и рыбак кланяется водяному: «Абута, ведэхийне»[4].

На озере всё время надо быть ласковым, плохие слова забыть, нельзя ругать водяного, иначе придёшь домой с пустыми руками, а может ещё и так случиться, что только лодку одну через день, через два волны выбросят к берегу.

Водяной страх как не любит хмельных, потому и карает их пуще всего. А вот добрые сердцем люди, те, кто говорят о водяном хорошо, могут увидеть его в ясную погоду у самого дна, он там плавает.

За рыбацкую удачу обязательно надо поблагодарить водяного, сказать тихонько: «Спасибо, ведэхийне», — и бросить в воду что-нибудь вкусное — ржаную калитку, овсяную лепёшечку.

Вот и я сказала ему спасибо, что привёл он нас в свой сказочный сад, отгороженный от всего мира. Водяной меня давно знает и любит, и за это мы ему дадим кусочек вкусненькой шоколадки.

— Не обиделся, что мало? Авой, дедушка?

Аня еле слышно засмеялась, нагнулась к самой воде, отвела с уха прядку волос. Слушала долго-долго, и лицо её постепенно становилось серьёзным, печальным.

— Молчит, — прошептала Анна.

7

Ночью ударила гроза. Марийка проснулась, подхватилась, прильнула к окну. Чёрное небо вспарывали белые молнии. Силуэты самолётов казались маленькими, беззащитными, вот-вот они не выдержат напора рьяного ветра, косых упругих струй.

Марийка толкнула Аню, та открыла глаза, увидела в озарённой на мгновенье комнате спящих ребят, их вещи, аккуратно разложенные на табуретках. Подбив подушку под грудь, Анна стала глядеть в окно, на котором при сполохах молнии чётко пропечатывался красивый профиль подруги. Так она и заснула под удаляющиеся раскаты грома, под убаюкивающий шорох за окном.

Утром ливень перешёл в нудный, монотонный дождь.

Весь день они просидели в комнате, парни то спали, то играли в «морской бой». Вечером зачем-то, уже в который раз, чистили пистолеты.

Аня незаметно сунула руку в свой вещевой мешок — её браунинг лежал там же, в шерстяном носке.

Марийка дала Анне два куска парашютного шёлка, и они принялись вышивать платки розовыми нитками. Гроздь рябины, которую вышила Аня, была изящной и нежной, а то, что цвет не совсем подходящий, так это не её вина, и она объяснит словами, какой бывает ветка рябины, когда с неё слетят листья и вокруг упадёт первый чистый снежок.

Двигатель проверили, но «добро» на вылет не получили, и связь с Беломорском Аня перенесла на завтра, на день отлёта. Алёша уезжал в Вологду по своим делам, вечером, после ужина, они посидели в коридоре, на том самом месте, где он сидел когда-то с Марийкой. Алёша молчал, за окном постукивал дождь, так же на стене шептались мухи.

— Расставаться надо весело, — говорила, через силу улыбаясь, Аня, — с надеждой на скорую встречу. Вторник и пятница, в семь часов, у кассы театра, в клубе лесопильного завода. Запомнил? Ну, а чтоб не забывал меня, возьми мой подарок, Алёшенька, платочек с рябинкой, горькой ягодой нашей.