На привольной стороне - [9]

Как-то меня попросили спеть ребятам, которых призывали в армию. Вначале выступали эстрадные ансамбли, звучали современные ритмы, близкие молодежи. И вот полился древний, забытый напев «Сряжал (ы)ся Добрынюшка во чисто поле». Как бы о них, этих ребятах, рассказывала былина, как бы современная женщина-мать провожала свое чадо милое служить Родине, народу. Вначале ребята покровительственно, иронично улыбались наивным словам и мелодии, но потом они все поняли, все! Я видела их глаза, чувствовала движение их душ навстречу древней песне. И действительно — не вина наша, а беда в том, что оторвались мы от своих корней, от своих песен и былин. Напомню слова былины «Добрыня и змей» (из сб. «Песенный фольклор Мезени».— Л., 1967).

Сряжал(ы)ся Доб(ы)рынюшка во чисто поле,

Сподоблял(ы) ся Микитич да во роз(ы)дольицо.

Он просил(ы) тут у маменьки божиё да благословеньицо.

Тут давала ему матушка, слезно плакала,

Она же тут Добрынюшке наказывала:

«Ты поедешь, моё дитятко, по чисту полю,

По тому же ты раздольицу широкому,

Не купайся ты ведь, дитятко, во Неплыни-реки:

Во Неплыни-то реки там есть уж три струи,

Отнесут тебя, дитятко, во синё морё,

Все за горы ти тебя да за Пещёрские,

Как за ти же пески хрестосыпучие».

Тут поехал Добрынюшка по чисту полю,

По тому же по раздольицу широкому.

Тут Добрынюшке Микитичу приспотелось,

Покупаться тут ёму да захотелось,

Не исполнил он тут мамина благословеньица,

Стал купаться тут Добрынюшка во Неплыни-реки.

Во Неплыни-то реки тут было три струи,

Было три-то тут струи, да все они относиливы.

Отнесли они Добрынюшку за синё морё,

Что за те же за горы да за Пещёрские.

Надлетало тут змеищо семиглавоё:

«Уж ты хошь ли, Добрынюшка, я тебя живком сглону,

Я живком тебя сглону, да крылом захвостну?»

«Уж ты ой еси, змеищо семиглавоё,

Уж ты дай-ко мне повыплыть да на суху землю,

Мне к земле-то мне ко к матушке приклонитися,

Мне-ка с белым светом да распроститися».

Тут повыплыл Добрынюшка на суху землю,

Он и сложил свою шляпочку землянистую,

Землянистую шляпу до сорока пудов.

Он кладет тут песку хрестосыпучего.

Надлетало тут змеищо да семиглавоё,

Он махнул этой шляпой да землянистою,

Он убил ей тут змея да семиглавого.

«Уж ты рано, змеищо, рано хвастало,

Уж ты рано, змеищо, похвалялося».

(Ишь, он хотел его живком сглонуть, а как вот и Добрыня-то его шляпой-то этой махнул да убил! Рано, говорит, хвастало, да рано похвалялося!)

Не могу отказать себе в удовольствии привести еще одну былину — «Терентий и скоморохи». Сколько в ней неподдельного юмора, какая наблюдательность и тонкость, какое богатство языка! Вот послушайте!

Во стольном Нове-городе

Было в улице во Юрьевской,

В слободе было Терентьевской,

А жил-был богатой гость

А и по имени Терен(и)тишша.

У него двор на целой версте,

А кругом двора — желез (ы) ной тын.

На тынинке по маковке,

А и есть по земчуженке,

Ворота были вальящетые,

Вереи хрустальные,

Подворотина — рыбий зуб.

Середи двора гридня стоит,

Покрыта — седых бобров,

Потолок — черных соболей,

А и матица-та валженая,

Была печка муравленая,

Середа была кирпичная,

А на середи кроватка стоит,

Да кровать слоновых костей,

На кровати перина лежит,

На перине зголовье лежит,

На зголовье молодая жена

Авдотья Ивановна.

Она с вечера трудна-больна,

Со полуночи недужна вся:

Раходился недуг в голове,

Разыгрался утин в хребте,

Пустился недуг к сердцу.

Говорила молода жена

Авдотья Ивановна:

«А и гой еси, богатой гость,

И по имени Терентишша,

Возьми мои золоты ключи,

Отмыкай окован сундук,

Вынимай денег сто рублёв

Ты поди дохтуров добывай,

Волхи-та спрашивати».

А втапоры Терентишша,

Он жены своей слушался,

И жену-та во любви держал.

Он взял золоты ее ключи,

Отмыкал окован сундук,

Вынимал денег сто рублёв

И пошел дохтуров добывать.

Он будет, Терентишша,

У честна креста Здвиженья,

У жива моста Калинова,

Встречу Терентишшу

Веселые скоморохи.

Скоморохи — люди вежливые,

Скоморохи очестливые.

Об ручку Терентию челом:

«Ты здравствуй, богатой гость,

И по именю Терентишша.

И доселева-та слыхом не слыхать,

И доселева видом не видать,

А и ноне ты, Терентишша,

А и бродишь по чисту полю,

Что корова заблудящая,

Что ворона залетящая!»

А и на то-та он не сердится,

Говорит им Терентишша:

«Ай вы гой, скоморохи-молодцы!

Что не сам я, Терентей, зашел,

И не конь-та богатова завез,

Завела нужда-бедность.

У мене есть молодая жена

Авдотья Ивановна.

Она с вечера трудна-больна,

Со полуночи недужна вся:

Расходился недуг в голове,

Разыгрался утин в хребте,

Пустился недуг к сердцу.

А кто бы-де недугам пособил,

Кто недуги бы прочь отгонил

От моей молодой жены,

От Авдотьи Ивановны,

Тому дам денег сто рублёв

Без единыя денежки».

Веселые молодцы догадалися,

Друг на друга оглянулися,

А сами усмехнулися:

«Ай ты гой еси, Терентишша,

Ты нам что за труды заплатишь?»

«Вот вам даю сто рублей!»

Повели его, Терентишша,

По славному Нову-городу,

Завели его, Терентишша,

Во тот во темной ряд,

А купили шелковый мех,

Дали два гроша мешок,

Пошли оне во червлёной ряд

Да купили червлёной вяз,

А и дубину ременчатую,

Половина свинцу налита,

Дали за нее десять алтын.

Посадили Терентишша

Во тот шелковый мех,

Мехоноша на плеча взял.

Пошли оне, скоморохи,

Ко Терентьеву ко двору.

Молода жена опасливая