На пристани - [6]
Помнил только фамилию критика того да инициалы. Кинулся к справочному, чтобы узнать адрес, имя-отчество сказал наугад и угадал, примерно назвал год рождения, хотя он мог быть и моложе и старше немного. И вот подают мне бумажку с записанным адресом, но, как выяснилось вскоре, адрес не тот совсем, киоскерша что-то перепутала. Еду со множеством пересадок на окраину Москвы, закоченев, долго ищу какой-то тупик, или переулок, нахожу дом, квартиру — на меня смотрят с недоумением. Злой, голодный и замерзший на вокзал возвращаюсь, обращаюсь в то же справочное и получаю через полчаса новый адрес, правильный.
И вот вхожу в подъезд большого дома, недалеко от станции метро «Аэропортовская», в подъезде дежурная строго спрашивает, к кому иду. Называю фамилию жильца, боясь, что не пропустят или потребуют документ, но дежурная молча кивает, и я прохожу торопливо, подымаясь по ступеням лестницы, забыв о лифте. Вот нужный этаж, вот квартира, сердце мое колотится, нажимаю на кнопку звонка, еще…
Позже много, познав литературную жизнь и все необходимые отношения, понял, что нарушил тогда определенный этикет. По правилам хорошего тона или поведения, следовало бы предварительно позвонить, назваться, объяснить толком, по какому поводу звоню, мне бы назначили — если назначили — день и час встречи. Но откуда мне все это было знать — такие тонкости. И откуда бы мне знать номер телефона. Узнавать в справочном опять же, звонить из автомата? А я вел себя, как в своей деревне. Вот изба, вот дверь — стучись, заходи, здоровайся, а затем и говори, что тебе нужно.
Дверь отворилась, и показался рослый мужчина с костылем-палкой в правой руке. Высокий лоб, темно-русые распадающиеся волосы, очки, небольшие усы. Лицо заплакано. Оказывается, он только что похоронил близкого человека, и в часы эти, а может и дни, было ему явно не до литературы. И опять же ничего этого не знал я.
— Вы такой-то? — спрашиваю осипшим враз голосом.
— Да, — ответил он утвердительно.
Тогда, достав из портфеля рукопись, протягивая ее стоявшему передо мной критику, стал бормотать я нечто совсем уже несвязное, что вот, приехал издалека, хотел бы поговорить, познакомиться… пожалуйста… посмотрите… прочтите… прошу вас… мало страниц… прошу… рукопись… искал долго… второй раз в Москве…
А он рукопись не берет, смотрит на меня изумленно, но без досады. Отступил. Я к нему ближе и все уговариваю, понимая одно, что если не сумею сейчас отдать повесть, то увезу обратно, а какова будет дальнейшая ее судьба, неизвестно. И опять бормочу что-то…
Рукопись критик все же взял. И едва принял он ее своею рукой, как я тут же поблагодарил его, извинился, простился и стал сбегать по лестнице вниз, вниз, вниз, не оглядываясь — оглохший, вспотевший, счастливый. Сбегал по лестнице, забыв опять о лифте.
Вернулся в село, в школу. Время тянулось тягуче. Месяц закончился, второй. Адрес критика теперь был у меня, но написать письмо ему не решался — не хватало смелости. А если и вправду повесть никудышняя, читать ему было скучно, мне будет втройне стыдно — ехал в Москву, искал, упросил прочесть. На исходе третьего месяца послал критику письмо строк шесть, а недели через три получил ответное на одиннадцати страницах. Письмо это стоит всех статей, написанных впоследствии обо мне. Перечитывал его часто в селе, вечерами, в комнатушке своей. Затоплю печку, сяду рядом…
Оказывается, повесть критик прочел сразу же, она ему понравилась, и он принялся меня разыскивать, но найти не мог, так как из литераторов никто не знал, кто я такой. Адреса своего ему не оставил, была на последней странице рукописи моя фамилия, только и всего. Но фамилия абсолютно ничего никому не говорила. Узнал еще из письма и то, что за время это рукопись успели прочесть два уважаемых писателя, повесть и им понравилась, понравилась настолько, что они рекомендуют ее в один из московских журналов к публикации. Осенью этого же года повесть была напечатана. В следующем году — вторая, в этом же журнале, но уже без чьей-либо помощи. Сам принес в редакцию повесть, предложил. Прочли, взяли…
— Да-а, история самая удивительная! — воскликнула девушка. — Не у всякого такое начало. Ну а если бы критик не взял повесть?
— Не знаю. Переждал бы какое-то время, успокоился. Послал бы или повез еще кому-то. Скорее всего, еще одному писателю, сибиряку, живущему на Кубани. Когда повесть была принята редакцией, он интересовался моими делами, но более сдержанно. Вероятно, нашел бы Юрия Казакова. Тут ведь дело не в публикации даже. Главное, встретить человека, который бы убедил тебя, заставил поверить в себя.
— Инте-ересно. Ну а первая книжка?
— Первую книжку издал на четвертом году со дня первой публикации. Был наивен и ожидал, что издательские работники, прочитав в журнале мои повести, горячо заинтересуются, тут же сами захотят издать их и издадут. Но такого не бывает. Первую книжку свою издал в третьем по счету издательстве, в двух первых рукописи сознательно забили отрицательными рецензиями. Возможно, не издал бы и в третьем, если бы один из тех, кто рекомендовал повесть в журнал, не вызвался издательству написать к моей книжке предисловие. С его предисловием книжка и вышла.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Томский писатель Василий Афонин написал и напечатал немного, но во всем том, что им написано, чувствуется умелая рука, точный взгляд. Основная тема произведений Афонина — духовное возрождение человека. Писатель хорошо знает деревню, любит ее как сын, от нее оторвавшийся, горюет, что все прежнее, от его детского века, исчезает.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».