На поверхности - [6]

Танга исчезает. Глоб бросается за ним и я спешу следом. В другом пространстве, дырки которого выходят на дорогу серого льда, я вижу Зака. Он выглядывает в одну из дырок, держа в руке натянутый стрельбак.

— Один раз десять и ещё шесть, — говорит он сквозь зубы.

— Пока стрел хватает, — голос Танги снова становится спокойным и уверенным.

— Ещё два из кругов вылезли.

Я припадаю к одной из дырок. Водеры продолжают выползать и выползать из кругов в дороге серого льда и медленно идут к развалине. В руках их увесистые дубины до блеска зализанные водой, текущей под толстым серым льдом.

— Это всё из-за умника, — снова взрывается Глоб.

— При чём тут Ант? — Танга неспеша заряжает стрелу. — Они ещё со вчерашнего знали, что мы в этой развалине.

— Тогда это из-за всех вас, — не унимается Глоб. — Я вам говорил, что пора возвращаться. Говорил?

— Заткнись! — не выдерживает Зак и оборачивается. Его злой, с примесью презрения взгляд, впивается в командира. — Командывание отрядом беру на себя, — тут же говорит он. — Кто согласен?

— Я согласен, — без паузы отвечает Танга.

— Ты, Ант, что скажешь? — Зак смотрит на меня.

— Подожди, подожди, Зак, — нервно начинаю я, размахивая руками. — Ради великого бога Ро, прошу, послушай. Послушайте, Зак, Танга, Глоб, — я быстро обвожу их взглядом.

Танга удивлённо отрывает взгляд от дыры, а Глоб зло плюёт под ноги.

— Не стреляйте пока, — я чувствую, как мои руки трясутся. — Дайте мне немного времени. Не стреляйте… только если они набросятся на меня… только тогда…

В глазах ребят непонимание, но разве успеть теперь объяснить им?

— Там в умнице! — почти кричу я. — Там… Дайте мне немного времени!

Я бросаюсь через все пространства к большой дыре, спотыкаясь, и еле удерживая равновесие, не останавливаясь, спрыгиваю вниз. И уже внизу, пару раз тяжело вздохнув, я медленно иду к дороге серого льда. На секунду обернувшись, вижу напряжённые лица ребят в дырках, они смотрят не понимая, и им страшно. Да, им по-настоящему страшно, потому что происходит что-то такое, чего никогда ещё не приходилось им видеть в своей короткой жизни.

Водеры удивлены не меньше. Они вдруг разом замирают, и их холодные глаза внимательно впериваются в меня. Я останавливаюсь и медленно поднимаю правую руку, сжав её в кулак. Оставляю несжатыми только седьмой и восьмой пальцы. Этот знак у нас означает добрые намерения…

Но вдруг мне становится смешно. Да смешно. Откуда водерам знать наши жесты?

— Послушайте, — начинаю я тогда громким голосом, который от напряжения заметно подрагивает. Я начинаю на мёртвом, потому что с нашим языком водеры не знакомы, как и с жестами. — Послушайте меня. Я знаю, среди вас есть хотя бы один, кто понимает на мёртвом.

Несколько секунд стоит полная тишина, и я даже слышу, как звонко срывается вниз капля пота с моего виска. Сейчас, именно сейчас он ответит, выйдет.

Но ни один водер не сходит с места. Они молча продолжают впиваться в меня мёртвыми глазами, и я нервно проглатываю слюну.

Неужели я ошибся?

Нет! Не может быть. Они просто боятся. Они не доверяет нам.

— Послушайте меня, — мой голос становится вдруг уверенней. Мне теперь нечего терять. Всё, что имело для меня значение до минувшей ночи, сгорело, как найденные в развалине умницы. Все, кроме одной. И к чему теперь глупые звания лучших воинов этого круга времени, к чему ненависть к этим тва… существам, к чему все легенды? Сто семьдесят лет, ха! И у меня ещё вздыбливалась кожа от величины этого срока? Смешно.

— Вы должны меня выслушать, иначе ничего не имеет смысла. Я уверен, что кто-то из вас знает мёртвый, — повторяю я ещё громче. — Пусть он потом переведёт остальным. Двести лет назад случилась большая война. Одно огромное племя напало на другое. Они воевали таким оружием, которое могло убивать миллионы живых существ. Стрела, которая убивала миллионы, сотни миллионов, всё живое вокруг себя. Война длилась всего один день, и потом, те кто жил далеко от этой войны, те, кто остались в живых, решили, что всё закончилось. Они радовались, что можно жить дальше, но появился ветер. Ветер, несущий с полей сражений грязные облака и едкий дым. А с ним и радиацию.

Капли пота бегут по моему лицу, но я не стираю их, я даже не замечаю их, ища сщуренным взглядом того, кто понимает меня. Ища среди десятков холодных, мёртвых глаз.

— Я не знаю, что это такое, но в книге, которая лежала на столе в этом разрушенном здании, написано это слово. И вот из-за этой радиации с нашими телами стали происходить изменения. У одним появились жабры и чешуя, у других кожа похожая на кору деревьев. Вы слышите? Я говорю про нас с вами. Мы одно и тоже, один вид, и даже может быть один народ. Но это не важно. Важно то, что и вы и мы — люди!

Я с надеждой замолкаю. Всё что нужно я сказал, а лишние слова никогда не помогали пониманию. И как бы я не обманывал себя, мне сейчас очень страшно.

И вдруг шаг одного из водеров, короткий, потом два широких, и вскинутая вверх рука. Я шумно, с облегчением выдыхаю. Нет, всё же я не ошибся.

— Я тоже читал её, — говорит вышедший вперёд водер. — Я тоже это знаю.

И мне вдруг кажется, что слева, от тех дальних земель, которые не они, не мы ни разу не видели, снова дует ветер. Ветер, несущий… Нет, теперь не запах гари, не серую пыль и не радиацию, а что-то другое, хорошее. И я начинаю мысленно молиться великому богу Ро.