На последней странице журнала «Вокруг Света» - [27]

Все рабочие дни с 9 до 12 и с 15 до 17 часов (в соответствии с расписанием работы музея) профессор теперь проводил перед своим «чиппо».

Однажды утром, когда он размышлял над словом «расенна», пытаясь понять, означает ли оно «народ» или, может быть, «увитые цветами балконы», кто-то обратился к нему на незнакомом языке. Молодой голландец, увидевший знаменитый столбик, надеялся получить хоть какие-нибудь сведения. Гвидоберто напрасно пытался объясняться по-немецки, по-английски или по-французски. Ясно было, что они изучали эти языки у весьма различных преподавателей, потому что понимали друг друга не лучше, чем крокодил и утюг. Молодой человек, похоже, очень хотел узнать как можно больше об этрусках. А Гвидоберто, со своей стороны, стремился поделиться своими знаниями. Как быть? Гвидоберто не оставалось ничего другого, как изучить голландский язык, что он и сделал в те короткие промежутки времени, которые могильный столбик иногда оставлял ему.

На следующий год профессор Гвидоберто вынужден был — все так же урывками — освоить шведский, финский, португальский и японский языки. К этим национальностям принадлежали иностранные студенты, захваченные этрусской проблемой.

В течение следующих быстро промелькнувших пяти лет профессор Гвидоберто изучил арабский, русский и чешский языки, а также дюжину наречий и диалектов стран Азии и Африки. Потому что в Перуджу приезжали студенты со всей планеты и в городе можно было услышать языки всех стран мира. Неудивительно, что однажды какой-то иранец сказал другому (это были туристы, а не студенты):

— Как на строительстве Вавилонской башни!

— Ошибаетесь! — тут же отозвался профессор Гвидоберто, который проходил мимо и услышал эту реплику. — Перуджа — полная противоположность Вавилонской башне. Там произошло смешение языков, и люди перестали понимать друг друга. Сюда же приезжают со всех концов света и прекрасно понимают друг друга. — Иранские туристы, услышав от итальянца без единой ошибки монолог на их родном языке, пошли за Гвидоберто в этрусско-романский музей, позволили объяснить себе, что такое «чиппо», и очень быстро согласились, что этрусский язык — самая замечательная загадка во всей вселенной.

Подобных эпизодов я мог бы вам привести сотни. А сегодня профессор Гвидоберто безупречно пишет и говорит на двухстах четырнадцати языках и диалектах планеты. Его бородка поседела, а под шляпой прячется совсем жалкая прядь волос. Каждое утро он спешит в музей и отдается своему любимому занятию. Для него «чиппо» — сердце Перуджи, больше того — всей Умбрии и даже вселенной.

Когда кто-нибудь изумляется его лингвистическими знаниями и начинает восхищаться его способностями, Гвидоберто резким жестом прерывает собеседника:

— Не говорите глупостей! — возражает он. — Я такой же невежда, как и вы. Ведь за тридцать лет я так и не смог освоить этрусский язык.

То, чего мы еще не знаем, всегда важнее того, что знаем.

Перевела с итальянского И. Константинова

Хью А. Моллиген Разоблачение великого детектива

Вечером перед самым закрытием бара имени Шерлока Холмса юный Мориарти, внучатый племянник профессора Мориарти, вдруг заявил, что великий сыщик вовсе не обладал дедукцией и умением наблюдать, а перескакивал сразу к выводам. В зале наступила гнетущая тишина.

— …Возьмем, например, первую встречу Холмса с этим знахарем Уотсоном в химической лаборатории Холлборнской больницы, — продолжал Мориарти, проталкиваясь сквозь ряды зловеще молчащих почитателей великого Холмса.

Всем было ясно, что сей молодой человек говорит о первых страницах «Этюда в багровых тонах», где Уотсон и Холмс познакомились и согласились разделить квартиру на Бейкер-стрит.

— …Так вот, Холмс тут же сделал вывод, что Уотсон только что вернулся с войны в Азии, на том основании, что лицо у него было изможденным и загорелым, хотя кожа у запястьев осталась белой; имел военную выправку, а левую руку держал неподвижно и несколько неестественно… Чепуха и вздор!! В действительности этот мясник произвел неудачно операцию по удалению аппендикса и был лишен права заниматься частной практикой. Бедняга околачивался во Французской Ривьере, где вывихнул плечо, дергая рычаги игорных автоматов. Он никогда в жизни не служил в армии и выдумал весь этот бред насчет ранения в плечо пулей.

Глухой ропот прокатился по толпе людей, часть которых носила тенниски с изображением Шерлока Холмса. Бармен предупредительно зазвонил в колокольчик и закричал:

— Господа, делайте последние заказы!.. Последние заказы!..

Мориарти совсем обнаглел.

— …А возьмите, — продолжал он, — посетителя на Бейкер-стрит, в котором Холмс с одного взгляда из окна признал отставного флотского сержанта. Разумеется, посыльный тут же согласился, что он отставной сержант королевской морской пехоты, прищелкнул каблуками, отдал честь и был таков. Однако вся эта комедия была инсценирована заранее. Я говорю так, опираясь на свидетельство одного из самых авторитетнейших источников, каким является мой прадядюшка, профессор Мориарти, достаточно хорошо знавший Холмса. Этот свидетель был в действительности швейцаром Королевского оперного театра, а до того являлся танцором в кордебалете, и если и имел какое-то отношение к воинской службе, то только когда играл в опере Доницетти «Дочь полка».