На пороге зимы - [209]

Ардерик заставил себя открыть глаза и выговорить как можно спокойнее:

— Кому я нужен? С Виллардами мне не тягаться. Я ранен, я развалина. Мне едва не отняли руку.

— Однако язык вам не укоротили. А следовало бы! Кто угоден короне, тех на Север не посылают. Право, поражаюсь вашей недогадливости.

— Почему не сказали раньше? Почему сразу не отдали письмо?

— А вы бы смирились и остались? Вы свою роль сыграли. Делать больше нечего, чем заступаться ещё и за вас!

Пальцы не гнулись, когда Ардерик заставил себе аккуратно сложить письмо. На обратной стороне была приписка от матери. Её он прочтёт позже. Внутри будто рвалось на части; хотелось перевернуть стол, изорвать гербовую бумагу, на которой Ривелен что-то уже непринуждённо писал. А ведь Оллард предупреждал, что от столицы можно ожидать чего угодно. И, очевидно, именно об этом обмане говорил в Бор-Линге. Знал и не предупредил… Впрочем, злиться на маркграфа было не за что.

— Остыли? Идёмте к Элеоноре, — буркнул Ривелен. Оттиснул печати и положил в папку едва просохшую бумагу. — Не оставлять же вас простым сотником… Рассветные силы, что за балаган!

Элеонора ждала в гостиной, спокойная, торжественная. Там же стояли Дугальд, военачальники из Северного Предела и других областей. У Ардерика перед глазами прыгали строчки отцовского письма, он бы пропустил мимо ушей указ, который зачитывал Ривелен, если бы не услышал собственное имя.

— За мужество и отвагу, за преданность и верность пожаловать баронский титул и земли от северных отрогов до берега Ледяного моря с правом собирать налоги за вычетом ежегодной выплаты в казну Эслинге…

— Мои поздравления, барон. — Дочитав, Ривелен коротко кивнул Ардерику и вышел. За ним потянулись остальные.

Более подходящего завершения этого дня трудно было представить.

— Людям объявим позже, — сказала Элеонора. — Завтра уедет Ривелен, потом неделю будет траур по Тенрику… Ох, Рик! Я боялась, ты откажешься и уедешь!

— Откажусь?

«Не связывайся со знатью», — твердил Ардерик себе и Верену так часто, что впору было рисовать на гербе вместо девиза. Он отвернулся, зашагал по комнате. Остановился перед зеркалом, пригладил волосы и расхохотался:

— Барон Ардерик, сожри меня тьма! Докатился!

Что ему делать с титулом? Ему, умеющему только воевать? Ардерик задержал взгляд на мече, отныне висевшем на правом бедре. Из него даже воин теперь никудышный.

Элеонора подошла сзади, положила руку на здоровое плечо:

— Ты возьмёшь Бор-Линге и окрестные земли. Мы выстроим там свои солеварни и рыболовные хозяйства. А потом и корабельные верфи. И заставим всю Империю говорить о нас.

— Дугальд не удавится от злости? Послушать его, так они торгуют солью с начала времён.

— Поэтому я и сделала Лиам вольным городом. Сегодня утром. Дугальд ёрничал и ломался, но в итоге согласился, что самому собирать налоги — не так и плохо. Они больше выручат за корабли, которые построят для нас, и от разведки заморских земель.

— И потому он поддержал тебя сегодня.

— Да. Я предвидела, что Тенрик что-нибудь выкинет. Правда, такого я не ждала.

Она вздрогнула, обняла себя, будто мёрзла. Ардерик не сдержался — сперва коснулся её локтей, затем привлёк к себе, обнял. Элеонора не отстранилась. Уткнулась ему в плечо, и Ардерик в очередной раз изумился, как быстро она превращается из сильной и прекрасной королевы в ту, кого хочется беречь и защищать.

— Я думал, не нужен тебе без меча.

— Не глупи. Ты мой меч, мой щит. Всегда им будешь. — Подняла голову, улыбнулась устало. — Ардерик Щит Севера. Звучит лучше, чем Медвежья Шкура, а?

Он осторожно коснулся её щеки, проследил овал лица до подбородка:

— Плевать на имя. Ты же помнишь, что вышила на моём знамени? Другим я не стану, и ни имя, ни титул не изменят этого.

Желание вдруг стянуло бёдра тугим узлом, будто под прошлогодней листвой пробудился клубок змей. Ардерик вздрогнул и отстранился. За окном темнело, и не терпелось, чтобы скорее настал завтрашний день. Уедет Ривелен со своей толпой, потом разъедутся по домам местные, и они с Элеонорой останутся вдвоём. Вчетвером, мысленно поправился он, бросив взгляд на дверь спальни.

— Значит, Бор-Линге, — повторил он. — Я ни шиша не секу в стройке, солеварнях и кораблях, но ради тебя — разберусь.

— Ты построил укрепления, построишь и солеварни, — твёрдо ответила Элеонора. — Возьми помощника. Хоть Грету. Она умница, управлялась с замком, пока я недомогала. Быстро считает, красиво пишет и отличная хозяйка.

О Грете он и забыл. Равно как и о том, что, оставшись при Элеоноре, непременно придётся жениться — на ком угодно, лишь бы не было сплетен. Хоть бы близнецы пошли лицом в Элеонору! Ардерик нахмурился, отошёл к столу, заваленному бумагами. Рассеянно отметил, что стол был другой, раза в полтора больше прежнего: Элеонора готовилась усердно вникать в дела.

— Кстати, Грета вбила себе в голову, что ты возьмёшь её на юг, — заметила Элеонора, глядя в сторону. — Не знаю, что и сказать ей теперь.

Три шага до окна, три обратно, и Ардерик, отодвинув указ, выхватил из кипы бумаг карту.

— С девчонкой я поговорю сам. Сейчас покажи, где хочешь строить солеварни и сколько. Пока Ривелен отходит от здешних нравов, я могу вытрясти из него ещё денег и людей. Дрова для костра будут таскать ещё часа два, мы успеем обсудить самое главное.