На пороге зимы - [146]

Порой закрадывались мысли, что под сердцем может расти не сын, а дочь, да и ту сперва надо доносить. Элеонора гнала сомнения, как жадных грачей с поля. Женщины Таллардов всегда легко вынашивали младенцев, а что до дочери… Нет, просто не может так не повезти.

Теперь бы родить в срок, чтобы ни один злой язык не посмел позорить наследника… Элеонора прикрыла глаза, чутко вслушиваясь в подступающую весну. Не время для сомнений. Урожай считают по осени, а сейчас время сеять зёрна и лелеять слабые ростки.

— Госпожа! — Бригитта слегка запыхалась, поднимаясь по лестнице. — Господин барон прислал ещё овец!

Вместе они спустились со стены на задний двор, откуда слышалось резкое блеяние и тонкие голоса ягнят.

— Дышат что загнанные кони, — заметил Дарвел, оказавшийся у ворот раньше Элеоноры.

— Этих двоих под нож, эту — в хлев, — велела она, кивком поблагодарив Дарвела за подсказку. — Будет давать много молока — будет жить. Ягнят же… — Рот наполнился слюной при одной мысли о нежном жарком. Нет, нельзя разбрасываться без того скудными запасами. — Попробуем выкормить. В кладовых осталась подпорченная репа. Выберем, какая получше, запарим с отрубями… Пусть Несса возьмёт ягнят на кухню. Там им будет теплее и безопаснее.

Стадо в полторы сотни голов — долгожданный привет от Ардерика — пригнали две недели назад и едва успели до окота. Элеонора думала, что придётся забить всех, но Тенрик отделил самых слабых, а остальных определил на пастбище в западных предгорьях. Казалось бы, какое пастбище, когда снега — выше пояса? Но Тенрик не был бы Тенриком, если бы не отыскал местечко, где ветер был достаточно силён, чтобы сдувать снег с прошлогодней травы, но не мешал животным.

Сейчас окот был в разгаре, ягнята появлялись на свет один за другим, и не все выдерживали мороз. А среди овец хватало слишком старых или молодых для окота. Таких и отправляли в замок — когда своим ходом, когда в виде ободранных тушек. Это было хорошо — на стол каждую неделю подавали свежее мясо. От другой пищи Элеонору выворачивало наизнанку, от одного запаха, и это тоже было хорошо — верный знак, что под сердцем растёт мальчик. А овец всё ещё оставалось достаточно, чтобы весенняя стрижка принесла много звонкой монеты.

— Устроим ягнят под лавкой, чтобы не затоптали… — Элеонора улыбнулась. — Вы знаете лучше меня.

— Под лавкой самое оно, — кивнул стражник и даже изобразил некое подобие ответной улыбки. — Соломки и дерюги старой положить, и выйдет им перина…

Расчёт Элеоноры оправдался целиком и полностью: Дарвел, раньше не ронявший при «южной госпоже» лишнего слова, держался совсем по-другому с будущей матерью наследника. И не он один. За привычной почтительностью стражников, конюхов, поварих, старых нянек теперь проступала неподдельная нежность — к новым маленьким Эслингам, которых ещё до рождения не терпелось окружить заботой. Элеонора щедро бросала в оттаявшую почву зёрна: дарила женщинам безделушки и ткани, мужчинам — уцелевшие ножи и ножны из отцовских сундуков и новые рубахи, со стариками делилась целебными травами. Она делала это и раньше, но теперь её дары принимали с особой теплотой.

Ягнят и овцу увели, двух оставшихся потащили к кухне. Элеонора медленно пошла по двору. На воздухе её мутило меньше, чем в покоях.

Новый подъёмник с бодрым лязгом подавал в замок ведро за ведром. Элеонора распоряжалась в Эслинге одна — Оллард уехал пару дней назад осмотреть окрестности, и она скучала по его колючим шуткам, показной холодности и редким откровениям, неожиданным, как реки с горных снежников. Скучала и по грубоватой преданности Ардерика, и старательно гнала ревность — едва ли воин хранил ей верность в походе, и это тоже было хорошо, правильно. Пожалуй, только возвращения Тенрика Элеонора не желала. Что за незадача, что настоящим хозяином замка был именно он!

* * *

— Дома уже миндаль цветёт, поди… — ворчал Такко, оглядывая осевший, побуревший снег, что доходил лошадям почти до брюха.

— Соскучился? — бросил Оллард.

Такко прикусил язык. Вроде давно уже привык звать домом то место, где жил, а вот гляди-ка — вырвалось. Быть может, потому, что Эслинге, да и весь Север, слишком остро ощущался как временный приют. Особенно сейчас — промозглый, ветреный, поблёкший. Даже в седле было особенно тряско и неуютно: лошади брели по снегу, высоко поднимая ноги, и всадников противно подбрасывало.

— Здесь целую деревню можно потерять, не то что дорогу…

— Мы не дорогу ищем.

— Как? А что?

Оллард не ответил. Такко приподнялся в стременах, чтобы взглянуть на проводника, пробивавшего путь. Они взяли из замка совсем небольшой отряд, человек десять. Маловато, чтобы разведать тропу в Бор-Линге, на которой могли попасться камнееды в поисках, чем поживиться голодной весной. А теперь оказалось, дело было и не в тропе.

— Добрались! — проводник натянул поводья и обернулся. — Вот она, Гиблая. Глядите, господа, сколько пожелаете.

Внизу лежала долина, напоминающая перевёрнутый кубок: круглая, с широким входом с южной стороны и венцом разбегающихся тропок. Сражаться здесь… да уж, ясно, отчего так назвали. Здесь и сотню, и тысячу можно положить, лишь бы стрел хватило! Ростовые щиты никто так далеко не потащит, и даже строиться «черепахой» бестолку — высматривай сверху бреши в стене щитов да стреляй. Внизу даже не успеют толком увидеть, откуда летят стрелы.