На пороге трона - [47]

   — Завтра, — ответила императрица недовольным тоном. — Я устала и хочу уйти. Фрейлина де Бомон проводит меня, — резко прибавила она, бросая на Шувалова уничтожающий взгляд, — она мне почитает немного.

   — Это невозможно, ваше величество, невозможно! Вы должны выслушать меня сегодня, — настаивал граф Шувалов и в забывчивости протянул вперёд руку, как бы желая отдалить фрейлину от императрицы.

   — Должна? — гневно повторила Елизавета Петровна, бледнея от негодования. — «Должна», граф Иван Иванович? Я до сих пор не знала, что это слово может быть применено к императрице всероссийской.

Как ни был взволнован граф Иван Иванович, но он не мог не заметить ни того высокомерного тона, которым были сказаны эти слова, ни того взгляда ненависти и презрения, которым они сопровождались; он невольно вздрогнул и отступил.

Елизавета Петровна повернулась и, опираясь на руку фрейлины де Бомон, направилась к выходу. Придворные проводили императрицу до её покоев, куда она скрылась со своей фрейлиной. Ошеломлённый граф Шувалов смотрел им вслед, не двигаясь с места.

   — Что же вы скажете, граф? — обратился к нему канцлер Бестужев. — Не прав ли я был и не верны ли мои наблюдения?

   — Если они и верны, то вы сообщили о них слишком поздно, — ответил граф Шувалов, злобно кусая губы. — Во всяком случае, измена должна быть наказана, — прибавил он, стукнув своей палкой о пол.

Затем, ни с кем не простившись, он ушёл в свои апартаменты.

Канцлер смотрел на Шувалова с хитрой улыбкой.

   — Мне кажется, — проговорил он про себя, — что нам придётся вынуть шпаги из ножен; в эту минуту французский король имеет лучшего представителя при русском дворе, чем великобританский. Мы что-то давно не слышали звона его гиней. Но нечего отчаиваться. Когда сабля фельдмаршала Апраксина начнёт рубить, найдутся средства, чтобы сделать её менее острой.

Стараясь не встретиться с представителями других государств, которые, по-видимому, искали канцлера, граф Бестужев вышел через один из боковых выходов и, усевшись в ожидавшую его карету, уехал в Петербург.

Императрица прошла в свою спальню, где камер-юнгферы сняли с неё тяжёлое, шитое золотом, платье и накинули ей на плечи нежную кружевную накидку Они расчесали её волосы и заплели их в косы. Пока Елизавета Петровна совершала свой ночной туалет, фрейлина де Бомон отошла в сторону и перелистывала роман, который должна была потом прочесть государыне.

Наконец императрица отпустила своих камер-юнгфер и села в глубокое кресло, стоявшее недалеко от постели, полускрытой голубым балдахином.

Спускавшаяся с потолка лампа мягким, нежным светом освещала всю комнату. При этом освещении Елизавета Петровна казалась лет на десять моложе, чем в тот яркий солнечный день, когда она страдала при мысли о надвигающейся старости. Её лицо было более оживлённо, чем обыкновенно, полузакрытые кружевами руки потеряли часть своей желтизны, а усталые глаза теперь возбуждённо горели.

   — Подойдите сюда, милая! — позвала императрица фрейлину де Бомон, и в тоне её голоса слышалась смесь ласки и недовольства.

Когда молодая девушка подошла к ней с книгой, Елизавета Петровна крепко схватила её за руку и далеко отбросила книгу.

   — Что он вам сказал? — спросила она, сжимая руку фрейлины.

   — Ничего особенного, ваше величество, — улыбаясь, ответила француженка, — разные комплименты, какие вообще говорят галантные кавалеры своим дамам. Граф Шувалов был со мной очень любезен, как с фрейлиной, которой оказывает особенную милость его государыня. Но все эти комплименты ничего общего не имеют с сердечным влечением; его сердце принадлежит исключительно одной императрице.

   — Нет, нет, — быстро возразила Елизавета Петровна, — вы заблуждаетесь сами или хотите меня обмануть. Он любит вас; он не может не любить, если бы я была мужчиной, я тоже влюбилась бы в вас! — прибавила императрица, и её глаза ещё сильнее засверкали.

Она притянула к себе молодую девушку и охватила рукой её плечи.

   — О, ваше величество, — воскликнула француженка, стараясь освободиться из объятий государыни, — этого нет и не может быть! И если бы даже граф действительно на время увлёкся мной, это ни к чему не повело бы... это невозможно, совершенно невозможно.

   — И не должно быть возможно! — резко заявила Елизавета Петровна. — Я могу ему простить измену, маленькое увлечение, но не вами. Вас он не смеет любить. Вы должны принадлежать мне одной. Поклянитесь мне, что вы никогда не полюбите его, иначе я уничтожу его! — прибавила она с дико блуждающими глазами.

   — Клянусь вашему величеству, — серьёзно ответила фрейлина, — что не люблю графа Ивана Шувалова, никогда не полюблю его и не могу любить его.

   — Значит, ваше сердце не свободно? — продолжала допрашивать Елизавета Петровна, не выпуская руки девушки. — Вы, может быть, любите кого-нибудь другого? Но я этого тоже не хочу. Вы никого не должны любить, никого, кроме меня. Может быть, это глупо, безумно, но вы будете моей, только моей! — страстно воскликнула она и, притянув фрейлину ближе к себе, горячо поцеловала её в губы.

Молодая девушка вскочила и вся дрожа остановилась пред императрицей.