На пороге трона - [230]

Не сводя своего печального взора со стоявшей возле него великой княгини, граф заговорил таким громким голосом, что его мог слышать весь затаивший дыхание двор:

   — Я имею несчастье в последний раз стоять пред вашим императорским величеством в качестве посла моего государя, так как мой повелитель король признал за благо отозвать меня, и я прошу ваше императорское величество всемилостивейше удостоить меня аудиенции, чтобы я мог вручить вам свою отзывную грамоту.

Екатерина Алексеевна смотрела на графа широко раскрытыми глазами; одно мгновение казалось, что она не может более владеть собою, но сильным напряжением воли она оправилась и кружевом веера смахнула набежавшую слезу.

Великий князь, иронически улыбаясь, потирал себе руки.

   — Мой канцлер, граф Воронцов, — с резкой холодностью ответила Елизавета Петровна, — назначит вам час, когда завтра вы передадите грамоту короля, моего высокого союзника и друга; к тому же времени он представит вам паспорта, которые понадобятся вам при вашем возвращении на родину.

Затем государыня обратилась к графу Эстергази, с которым заговорила особенно дружелюбно.

Граф Понятовский подошёл к великой княгине, пламенно поцеловал руку, протянутую ею, и с его губ, как лёгкое дуновение, понятное лишь ей, сорвались слова:

   — Прощай, счастье и радость моей жизни!..

Екатерина Алексеевна стояла, гордо выпрямившись; почти вызывающим взором обвела она вокруг и громко сказала:

   — Прощайте, граф Понятовский!.. Никогда не забывайте своего друга, которого вы оставляете здесь.

Она ещё раз искренне пожала руку графа, и он колеблющейся походкой вернулся в ряды дипломатов.

Всё общество затаило дыхание и всё боязливее и боязливее прислушивалось к происходившему; внезапное отозвание графа Понятовского и холодный отпуск его императрицей не были ещё так поразительно изумительны, как её слова, которыми она укатала на Воронцова как на канцлера и которыми последнему было поручено представление графа Понятовского при era прощальной аудиенции. Это не могло быть ошибкой, не могло быть случайностью, и каждый в трепетном ожидании задавал себе вопрос, что могло произойти и послужило поводом к этому; очевидно, в империи произошло нечто чрезвычайно важное, если таким образом вице-канцлеру вверяли полномочия всесильного Бестужева. Но неожиданности и напряжению суждено было принять ещё большие размеры; когда государыня императрица, после нескольких беглых фраз, уже намеревалась идти дальше, граф Эстергази отступил на шаг и громко и твёрдо сказал:

— Мне, как и моим коллегам, уже давно не дозволялось видеть и говорить с вашим императорским величеством; поэтому хотя, быть может, я и вызову недовольство вашего императорского величества, избрав ненадлежащий час и неподходящее место для своего сообщения, но я вынужден заявить здесь о том, что быстрое и поразительное отступление армии фельдмаршала Апраксина, а тем более ещё уклончивая выжидательность канцлера вашего императорского величества, которую он противопоставил всем представлениям, исходившим от представителей союзных России государств, вызвали у моей всемилостивейшей повелительницы серьёзное изумление и даже недоверие. Императрица и королева, моя высокая повелительница, далека от того, чтобы как бы то ни было связывать с особою вашего императорского величества то недоверие, от которого она никак не может избавиться, более того — она убеждена, что лишь нездоровье вашего императорского величества является причиною столь странного и малопонятного образа действий фельдмаршала и канцлера вашего императорского величества. Но чтобы исключить на будущее время всякие недоразумения и всякое недоверие и предотвратить всякое омрачение высокоценных для императрицы-королевы союзнических отношений с вашим императорским величеством, я получил от своей всемилостивейшей повелительницы определённое приказание все предназначаемые для правительства вашего императорского величества сообщения направлять впредь не графу Бестужеву, а вице-канцлеру графу Воронцову.

Весь двор был поражён изумлением: всё происшедшее, свидетелем чего он здесь был, являлось таким неслыханным фактом, что почти с уверенностью можно было ожидать взрыва гнева государыни императрицы.

Маркиз де Лопиталь встал рядом с Эстергази и сказал:

   — Я тоже получил повеление от своего всемилостивейшего повелителя дать вашему императорскому величеству те же самые объяснения, которые только что имел честь передать посол императрицы австрийской.

Наступила такая тишина, что даже в самых отдалённых залах слышно было дыхание присутствовавших.

Елизавета Петровна склонила голову и сказала:

   — Ваши заявления излишни, так как я назначила графа Воронцова канцлером своей империи вместо графа Бестужева, и меня радует то, что этот мой выбор встретит доверие ваших государей, моих высоких союзников.

Присутствовавшие не могли более удержаться от возгласов удивления. Итак, невозможное совершилось: Бестужев, против положения которого все атаки, все интриги до сих пор были безрезультатны, пал; путь, по которому нужно было идти, чтобы оставаться под солнечными лучами власти, лежал теперь чистым и открытым. Несмотря на присутствие императрицы, придворные стали тесниться вокруг графа Воронцова, чтобы принести ему свои пожелания счастья и уверения в преданности, которые последний с застенчивой и боязливой сдержанностью старался отклонить от себя.