На пороге трона - [229]
Когда собрались все приглашённые, открылись двери великокняжеских покоев; великокняжеская чета должна была войти, согласно этикету, до выхода государыни, чтобы иметь возможность приветствовать её при её появлении в зале. Общая подавленность, тяготевшая над обществом, ещё усилилась; большая часть присутствующих, казалось, открыла огромный интерес в картинах, висевших на стенах зала, и этот интерес был так значителен, что выход великокняжеской четы был не замечен и её забыли даже приветствовать. Лишь дипломатический корпус выступил вперёд, под предводительством Воронцова, навстречу великокняжеской чете, чтобы приветствовать её поклоном и обменяться банальными словами.
Пётр Фёдорович не держал под руку свою супругу, он прошёл через зал, отвернувшись от неё и держа слева за руку графиню Елизавету Романовну Воронцову, которая, видимо сконфуженная, пыталась отступить в ряды прочих фрейлин, но тем не менее глядела гордыми взорами на придворных.
В тот момент, как к ним подошли дипломаты, Пётр Фёдорович произнёс так громко, что его супруга не могла не слышать:
— Погоди немного, Романовна! Скоро ты будешь ходить по правую руку от меня и весь свет должен будет склониться пред тобой!
Великая княгиня, сиявшая блеском всех своих бриллиантов и улыбавшаяся тонкой улыбкой, при этих словах побледнела. Одну минуту она дрожала всем телом, но тотчас же овладела собой, и в её глазах сверкнул боевой огонь. Она отстегнула застёжку своего горностаевого воротника, покрывавшего её плечи, отвечая в то же время лёгким кивком головы на приветствия дипломатов.
— Как тут жарко!.. Под этим воротником дышать нельзя!.. Графиня Елизавета Романовна, — повелительно и громко произнесла она, — возьмите его, пока он мне снова не понадобится.
Воронцова побледнела точно смерть; она неподвижно стояла возле великого князя, не протягивая руки к воротнику великой княгини.
Лицо Петра Фёдоровича вспыхнуло грозным заревом гнева; кругом царило боязливое молчание.
— Граф Воронцов, — холодно и гордо произнесла Екатерина Алексеевна, — подайте эту вещь вашей племяннице! Она, видимо, не поняла моего приказания.
Вице-канцлер неверными шагами подошёл к великой княгине, взял воротник и отнёс его Елизавете Воронцовой.
— Надень его, надень этот горностаевый воротник! — воскликнул Пётр Фёдорович, обращаясь к графине Воронцовой. — Он будет на своём месте, Романовна! — и, быстро вырвав из рук вице-канцлера накидку, он набросил её на плечи графини Воронцовой.
Стоявшие вокруг придворные в глубоком замешательстве отвернулись; даже и среди самых ловких дипломатов никто, по-видимому, не знал, какое выражение необходимо придать лицу, при этой неслыханной сцене.
Граф Понятовский выступил вперёд и в вызывающей позе встал рядом с великою княгинею, как будто готовясь к её защите. Но Екатерина Алексеевна, казалось, ничего и не заметила; она обернулась к французскому послу маркизу де Лопиталь и, смеясь, обменялась с ним несколькими безразличными фразами.
Граф Алексей Григорьевич Разумовский подошёл к великой княгине и приветствовал её с почтительностью, предписываемою этикетом. Окружавшая его толпа царедворцев сочла необходимым последовать его примеру и прилагала все усилия к тому, чтобы и в позе, и в выражении лица точно копировать графа.
В это же время граф Кирилл Григорьевич Разумовский, сверкая глазами, подошёл к графине Воронцовой и сказал:
— Снимите горностай, который вам не подобает.
Графиня колебалась и смотрела на великого князя, который полугрозно, полубоязливо произнёс:
— Как вы смеете, граф Кирилл Григорьевич?
— Я осмеливаюсь делать то, — возразил гетман, — что было долгом вашего императорского высочества, так как горностаю, царскому меху, не место на плечах дочери подданного её императорского величества государыни императрицы. — Он с беспощадной поспешностью сорвал накидку с графини и, подходя к Екатерине Алексеевне, по-видимому вовсе не обращав шей внимания на всё происходившее, сказал: — Прошу у вас, ваше императорское высочество, милостивого разрешения носить эту накидку, пока вы не потребуете её от меня; это — рыцарская обязанность, доставляющая высокую честь каждому сановнику государства.
Екатерина Алексеевна подала графу руку, которую он прижал к своим губам; Пётр Фёдорович стоял рядом и мрачно молчал. Он не мог ожидать, что его супруга получит помощь с этой стороны, и, быстро струсив, не осмелился ещё больше развить этот эпизод.
Эта в высшей степени мучительная и смутившая всех присутствовавших сцена быстро окончилась тем, что раскрылись двери внутренних покоев императрицы и граф Шувалов, появившись на пороге, ударил жезлом о пол, чтобы этим возвестить о появлении государыни императрицы.
Всё общество колыхнулось в сторону дверей. Пётр Фёдорович был принуждён пойти навстречу императрице рядом со своей супругой, но не подал ей руки. Императрица появилась в зале во главе своих статс-дам, позади шедшего сбоку обер-камергера. На ней были роскошный русский национальный наряд из золотой парчи и пурпуровая мантия, подбитая и отороченная горностаем; на её голове сияла неоценимого достоинства диадема, великолепнейшие драгоценные камни украшали её кушак, ожерелье и браслеты; андреевская звезда блистала своим великолепным шитьём на пурпуре её мантии, а через плечо императрицы была надета голубая лента. Осанка императрицы была гордая и могучая, её шаги уверенны, но ни от кого не могли ускользнуть ужасные следы, запечатлённые на её лице болезнью; несмотря на румяна и белила, покрывавшие щёки и лоб, она казалась на много лет состарившеюся с тех пор, как появилась пред двором в последний раз взоры государыни императрицы с холодной суровостью скользили по склонённым головам многочисленных приглашённых, и на её почти плотно сжатые губы грозно легла мрачная чёрточка. Едва заметным кивком головы поздоровалась она с великим князем и великою княгинею, не подав им даже, против обыкновения, своей руки, и затем направилась к иностранным послам. Почти обойдя весь их круг и обратившись к каждому из них с короткой безразличной фразой, она остановилась перед графом Понятовским и на мгновение устремила на него свой неподвижный взор, как будто была удивлена его присутствием.
За 186 дней своего царствования Пётр III издал 192 указа, из них указы о дворянской вольности, отмене Тайной канцелярии и прекращении преследований иноверцев свидетельствовали о незлобивом характере правителя. Но воспоминания современников о Петре противоречивы, по-разному изображён «третий император» и авторами этой книги. Кульминацией каждого повествования является «трагедия в Ропше» – убийство императора и предшествующие этому драматические события дворцового переворота 1762 года.В данный том вошли следующие произведения:Г.
Это удивительная история любви и увлекательных приключений, которые разворачиваются на фоне достоверно описанных событий из жизни индийского народа под английским владычеством в XVIII веке. Сцены ревности и нежных объяснений в любви, бешеной страсти и трогательных прощаний, счастливых встреч и трагических развязок в роскошных дворцах магараджей, непроходимых джунглях, шатрах кочевников погружают читателя в мир экзотических чувств и восточной неги. Особую пикантность придают отношения между мужчинами и женщинами разных национальностей, сословий, положения в обществе.Дочь губернатора Индии Уоррена Гастингса Маргарита — настоящая красавица, богатая и знатная — должна выйти замуж.
В том включен роман известного немецкого писателя Оскара Мединга (псевдоним в России Георгий, Георг, Грегор Самаров), рассказывающий о жизни всесильного любимца императрицы Екатерины II Григория Орлова.
Немецкий писатель Оскар Мединг (1829—1903), известный в России под псевдонимом Георгий, Георг, Грегор Самаров, талантливый дипломат, мемуарист, журналист и учёный, оставил целую библиотеку исторических романов. В романе «При дворе императрицы Елизаветы Петровны», относящемся к «русскому циклу», наряду с авантюрными, зачастую неизвестными, эпизодами в царственных биографиях Елизаветы, Екатерины II, Петра III писатель попытался осмыслить XVIII век в судьбах России и прозреть её будущее значение в деле распутывания узлов, завязанных дипломатами блистательного века.
Это удивительная история любви и увлекательных приключений, которые разворачиваются на фоне достоверно описанных событий из жизни индийского народа под английским владычеством в XVIII веке. Сцены ревности и нежных объяснений в любви, бешеной страсти и трогательных прощаний, счастливых встреч и трагических развязок в роскошных дворцах магараджей, непроходимых джунглях, шатрах кочевников погружают читателя в мир экзотических чувств и восточной неги.Красавица Дамаянти — дочь жрицы — росла при храме, где воспитывался сирота-полукровка с белой кожей.
Это удивительная история любви и увлекательных приключений, которые разворачиваются на фоне достоверно описанных событий из жизни индийского народа под английским владычеством в XVIII веке. Сцены ревности и нежных объяснений в любви, бешеной страсти и трогательных прощаний, счастливых встреч и трагических развязок в роскошных дворцах магараджей, непроходимых джунглях, шатрах кочевников погружают читателя в мир экзотических чувств и восточной неги. Особую пикантность придают отношения между мужчинами и женщинами разных национальностей, сословий, положения в обществе.Раху — сирота-полукровка — был воспитан брамином, который не успел обеспечить мальчику безбедное будущее.
Из великого прошлого – в гордое настоящее и мощное будущее. Коллекция исторических дел и образов, вошедших в авторский проект «Успешная Россия», выражающих Золотое правило развития: «Изучайте прошлое, если хотите предугадать будущее».
«На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн, И вдаль глядел». Великий царь мечтал о великом городе. И он его построил. Град Петра. Не осталось следа от тех, чьими по́том и кровью построен был Петербург. Но остались великолепные дворцы, площади и каналы. О том, как рождался и жил юный Петербург, — этот роман. Новый роман известного ленинградского писателя В. Дружинина рассказывает об основании и первых строителях Санкт-Петербурга. Герои романа: Пётр Первый, Меншиков, архитекторы Доменико Трезини, Михаил Земцов и другие.
Роман переносит читателя в глухую забайкальскую деревню, в далекие трудные годы гражданской войны, рассказывая о ломке старых устоев жизни.
Роман «Коридоры кончаются стенкой» написан на документальной основе. Он являет собой исторический экскурс в большевизм 30-х годов — пору дикого произвола партии и ее вооруженного отряда — НКВД. Опираясь на достоверные источники, автор погружает читателя в атмосферу крикливых лозунгов, дутого энтузиазма, заманчивых обещаний, раскрывает методику оболванивания людей, фальсификации громких уголовных дел.Для лучшего восприятия времени, в котором жили и «боролись» палачи и их жертвы, в повествование вкрапливаются эпизоды периода Гражданской войны, раскулачивания, расказачивания, подавления мятежей, выселения «непокорных» станиц.
Новый роман известного писателя Владислава Бахревского рассказывает о церковном расколе в России в середине XVII в. Герои романа — протопоп Аввакум, патриарх Никон, царь Алексей Михайлович, боярыня Морозова и многие другие вымышленные и реальные исторические лица.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена одной из трагичнейших эпох русской истории — времени императора Павла. Теодор Мундт (1808–1861), немецкий писатель, используя материалы архивов Пруссии, сумел по-новому показать русского монарха, приоткрыть тайны придворной жизни и европейской политики.Роман «Царь Павел» был написан и опубликован в 1861 году.В качестве документального дополнения в книгу включены воспоминания участников цареубийства 11 марта 1801 года и их современников.
Предлагаемую книгу составили два произведения — «Царский суд» и «Крылья холопа», посвящённые эпохе Грозного царя. Главный герой повести «Царский суд», созданной известным писателем конца прошлого века П. Петровым, — юный дворянин Осорьин, попадает в царские опричники и оказывается в гуще кровавых событий покорения Новгорода. Другое произведение, включённое в книгу, — «Крылья холопа», — написано прозаиком нынешнего столетия К. Шильдкретом. В центре его — трагическая судьба крестьянина Никиты Выводкова — изобретателя летательного аппарата.
Имя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905), одного из самых читаемых исторических писателей прошлого века, пришло к современному читателю недавно. Романы «Лжедимитрий», вовлекающий нас в пучину Смутного времени — безвременья земли Русской, и «Державный плотник», повествующий о деяниях Петра Великого, поднявшего Россию до страны-исполина, — как нельзя полнее отражают особенности творчества Мордовцева, называемого певцом народной стихии. Звучание времени в его романах передается полифонизмом речи, мнений, преданий разноплеменных и разносословных героев.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».