На пороге трона - [200]

Однажды вечером канцлер запросто явился к великой княгине, когда Пётр Фёдорович ещё не вернулся с прогулки верхом.

— Я пришёл, — сказал Бестужев с более серьёзной, чем когда-либо, миной, — сообщить вам, ваше императорское высочество, что нам придётся вскоре действовать решительно, так как я боюсь, что наши противники не дремлют, стараясь предупредить нас: все войска, стоящие в данное время в Петербурге, преданы им, и если они вздумают произвести в этот момент какой-нибудь насильственный переворот, то мы бессильны оказать им сопротивление.

   — Что же нам делать? — спросила Екатерина Алексеевна.

   — Я немного полагаюсь на счастье, которое до сих пор сопровождало меня в моей долгой жизни, — ответил граф Бестужев, — но мы не должны упускать из вида хитрость и осторожность; в данный момент они — наше единственное оружие, потому что весь рой придворных, наполняющий аванзалы для того, чтобы по возможности ежеминутно попадаться на глаза будущим повелителям, едва ли защитил бы ваши императорские высочества от одного батальона преображенцев или измайловцев. Я полагаю, — продолжал канцлер, — что враждебная партия не осмелится предпринять что-либо до кончины императрицы, а её кончина, по-моему, ещё не наступила; по крайней мере, я получил известие из Царского Села, что там на кухне по-прежнему, по предписанию доктора Бургава, готовят самый крепкий бульон, несомненно, предназначенный для её императорского величества во время летаргии. Пускай на наше счастье жизнь государыни протянулась бы до тех пор, пока Апраксин подойдёт к нам ближе; он стоит уже совсем близко к русской границе и через несколько дней должен перейти её. Согласно плану, придуманному мною, фельдмаршал не должен идти в Петербург, но, выслав вперёд несколько полков по большой дороге, чтобы обмануть наших противников, должен привести свою армию окольными путями и форсированным маршем на всех лошадях и подводах, какие только найдутся у крестьян, в окрестности Царского Села. Когда это случится, великий князь и вы, ваше императорское высочество, должны занять войсками графа Апраксина тамошний дворец, охраняемый только несколькими ротами, арестовать графов Алексея Разумовского и Ивана Шувалова, а потом явиться туда лично, чтобы, пользуясь тем же обманом, к которому прибегла противная сторона, учредить регентство от имени самой государыни по причине её продолжительного нездоровья, которое мешает ей заниматься государственными делами.

   — Это смело! — заметила Екатерина Алексеевна.

   — Но вполне законно, — ответил Бестужев. — Государство не может оставаться без управления, а так как императрица больна, то необходимо учредить регентство. Когда войска Апраксина непроницаемой стеною окружат государыню императрицу, равно как и особу вашего императорского высочества, когда регентство будет провозглашено оттуда, где находится её императорское величество, то весь народ примет его, не задумываясь, а когда вожаки наших противников, Разумовский и граф Шувалов, очутятся в нашей власти, то и гвардейцы едва ли осмелятся оказать какое-либо сопротивление; да оно будет безуспешным в борьбе с победоносной армией Апраксина, потому что народ станет на её сторону. Я составил манифест, который от имени её императорского величества повелевает учредить регентство...

   — И назначает регентом великого князя по праву рождения и престолонаследия? — добавила Екатерина Алексеевна, бросая на канцлера испытующий взор.

   — Конечно, — ответил тот. — Но рядом с великим князем будет поставлен регентский совет, обязанный обсуждать и решать все государственные дела. Супруга великого князя, естественно, занимает в этом совете первое место, подобающее ей, как по своему высокому положению, так и по своим необычайным достоинствам. Кроме того, я подумал, что в качестве опытного, сведущего в делах друга моей всемилостивейшей повелительницы я также могу занять место в совете регентства. Остальные сочлены его состоят из друзей, постоянно готовых следовать моему совету и приказанию вашего императорского высочества.

Лицо великой княгини покрылось мимолётным румянцем; одновременно она скрыла под опущенными ресницами огонь, вспыхнувший в её глазах.

   — А великий князь? — спросила она. — Думаете ли вы, что он согласится на такое ограничение своей власти?

   — Ведь он ещё — не император! — возразил граф Бестужев, а затем прибавил с загадочной улыбкой: — И я уверен, что ваш супруг уступит моим желаниям и желаниям фельдмаршала Апраксина.

Екатерина Алексеевна опустила голову на грудь и некоторое время сидела в задумчивости.

   — А если государыня выздоровеет? — сказала она. — Что будет тогда с нами и с вами?

   — Если наш план удастся, — ответил Бестужев, сопровождая свои слова тонкой улыбкой, — если войска Апраксина окружат царскосельский дворец, а всё государство подчинится нашей власти, то я уверен, что её императорское величество, даже если бы она оправилась от своего припадка, что пошли ей Господь, — поймёт необходимость продолжительного ненарушимого отдыха для полного восстановления своего здоровья и сама потребует продолжения регентства.