На пороге Галактики - [42]

— Да, умеют сыграть знающих ответы… Но — сыграть, не более того. Европейская наука зашла в тупик, неспособна решить глобальные проблемы, а вот они с позиций своей веры — могут… А собственно — как? Тупо и напористо толкуя старые догмы — и не считаясь ни с какой новой реальностью? Учёные, мол, взорвали Чернобыль, тут вина их всех поголовно — а сами за религиозные изуверства не в ответе? И что им можно толковать с их позиций, тебе с твоих — нельзя? И этим они выше науки?

— Хорошо, я не буду ничего от тебя скрывать, — внезапно решился Кламонтов — кажется, поняв, мысль о чём не давала покоя. — Вдруг ты не всё понял из разговора в том пространстве… Хотя вообще — знаешь, как нас воспитывали на идее сотворения человека нового типа, новой формации… Но если другие имели в виду всего-навсего «мировой пролетариат» — я решил пойти дальше. И пусть потом уже как будто видел, что эти «лица наёмного труда» непохожи на мифологическое средоточие добродетелей, в которое полагалось верить — даже это меня не остановило. Я же руководствовался, как мне казалось, благими намерениями. Да собственно, все утопии так с них и начинаются — искоренить единым махом причины болезней, войн, преступности… Тем более — учти влияние тогдашней фантастики, где тоже всем хотелось завернуть покруче: растопить полярные льды, охладить Венеру, подогреть Марс, и тому подобное. Ну, а я и вовсе куда замахнулся… Представляешь — сама биологическая материя показалась мне недостаточно совершенной! И я решил, что именно в её чрезвычайной сложности, но при этом ненадёжности, хрупкости — и заключён корень проблемы! Так что можешь представить: какие у меня возникали планы, идеи — и к чему могло привести на практике! Хотя с другой стороны, если считать, что человек — чисто механистичная конструкция, никоим образом не включённая в общую гармонию Мироздания, и ничем духовным, тонкоматериальным, не связанная более ни с какими иными мирами — почему и не пуститься во все тяжкие, предаваясь таким фантазиям, как человек подводный, жабродышащий, человек с изменёнными генами, человек в симбиозе с компьютером, ну и наконец, чисто технический, заводской сборки — «космический человек», которому не нужен скафандр, не страшны перегрузки, радиация, и вообще для поддержания жизнедеятельности достаточно притока энергии, без обмена веществ, а ремонт повреждений тела сводится к запчастям со склада! Что я и посчитал тогда идеалом — не имея понятия о биополе, душе, иных мирах! И ради чего поступил учиться сюда, где режут лягушек — хотя ничем не могу быть полезен реальному, ныне существующему человечеству в качестве биолога, да ещё устроился на работу, имея полное право жить на пенсию по инвалидности! Чем не персонаж какого-нибудь триллера, фантастики ужасов? А теперь иногда думаю: может быть, лучшее, что могу сделать в этой жизни — просто прожить её, не предпринимая ничего масштабного, значительного, чтобы не совершить большого зла? Вот о чём, видимо, в первую очередь я и искал совета мудрых…

— Так… из-за той твоей идеи искусственного человеческого тела на другой конструкционной основе? Помнишь, ты мне говорил в тот раз…

И тут Кламонтова буквально бросило в жар. Он едва не начал рассказывать всё как незнакомому человеку… А это был — Альберт Селиверстов! О ком он сперва прочёл в областной газете, как о подростке раннего развития, старшекласснике в 12 лет, заканчивающем школу к 13-ти, а потом — когда в поликлинике у них группа школьников проходила обследование по линии военкомата — узнал по фотографии из той газеты! И хотя на само обследование он попал по ошибке — возраст был не тот — но так они встретились, и о чём только не говорили в тот раз… О паранормальных явлениях, проблемах таких же подростков — как вообще, так и конкретно о себе, о жизненных планах обоих, включая… да, то в чём теперь трудно было признаться. Правда, тогда и Селиверстов отнёсся к этому даже с интересом. Но теперь он сам — экстрасенс, а тут ещё — память так подвела Кламонтова…

— Помнишь, значит… Да, тогда мне казалось: можно запросто, чуть не на радиотехнической элементной базе, создать более совершенное разумное существо, — признался Кламонтов. — Ведь что мы знали о душе как тонкоматериальной сущности — и о том, в какой плотноматериальной оболочке она может, а в какой не может обитать? Но главное — что могло получиться? Биоробот, тело без души? Или — разум, страдающий в несовершенном теле? И сколько несовершенных и страдающих ушло бы в отходы проб и ошибок, пока удалось бы достичь совершенства — если бы вообще удалось?

— Что ж, опасения обоснованные, — согласился Селиверстов. — Хотя — не тем ли путём проб и ошибок шла эволюция в природе? И мало ли несовершенных и страдающих — среди нынешних людей?

— Но… мы — существа разумные, должны понимать, что делаем, — не сразу нашёлся с ответом Кламонтов. — А мы разве знаем: может плотноматериальная структура, что организованная на несколько порядков проще живой клеточной биоматерии — стать обителью человеческой… или хоть какой-то души — или нет? И если нет — не получится ли просто биоробот? Что, правда, ещё куда ни шло — просто роботы и так уже есть. Но если одушевлено в той или иной степени вообще всё в этом мире…