На пороге - [47]

– Не нужно! – поспешно воскликнул князь. – Ответь Великому хану, что я сделаю всё, как велено. – И, повернувшись к старшему боярину, повысил тон: – Молчать!.. Не сметь позорить меня при ханских послах! Слышали все?! За меня может хан решать, но над вами – моя воля! И вече мне не указка! Довольно мои отцы вас слушали. – И добавил уже спокойнее: – Так же и вам власть от меня теперь дана над слугами и рабами вашими, но выше того без меня вам не решать ничего. А кто противиться будет – может покинуть вече…

Старый боярин оглядел палату. Большинство стыдливо прятали глаза. А те, кто не прятал, старательно не замечали его взгляда. Тогда, опираясь на высокий посох, старик медленной тяжёлой походкой вышел через отворённые перед ним стражниками двери, не поклонившись князю и слова не сказав.

– Не пристало бы Великому князю терпеть от своих слуг обиды, – вновь взял слово монгольский посланник, глядя прямо и всё так же насмешливо, – а преступников следовало бы и смертью карать. На то тебе, Великий князь, и дана ханом власть, чтобы злых людей казнить. Великий хан до сих пор с удивлением отзывается об обычае русских князей беречь жизни подданных. Людей много, князь. Сколько ни казни, новые народятся. Следовало бы тебе их больше казнить, как по всей Орде делается, и тем порядку и мощи твоей прибавлять.

Князь поменял положение на своём месте и, прокашлявшись, ответствовал:

– Передай Великому хану, преступников не жалею уже и теперь, и впредь пощады не будет оным.

Посланник склонил голову и сделал незаметный знак своим спутникам. Один из них снял с пояса мешок из дорогой парчовой ткани, развязал и, осторожно достав содержимое, передал послу. Посол приблизился к князю и с полупоклоном вытянул вперёд руки, в которых лежала блистающая золотом и крупными драгоценными камнями, отороченная мехом круглая татарская шапка, которую Березин, открыв рот, безошибочно определил как извечный символ власти русских царей – «шапку Мономаха», только лишённую привычного креста на верхушке. Крупный рубин вспыхнул в солнечных лучах, проникавших в палату через высокие узкие окна.

– Хан передаёт со своей головы в дар своему самому прилежному русскому подданному.

Неровное дыхание послужило ему ответом, когда, забыв о чине и церемонии, князь, подавшись вперёд в кресле, сам принял дорогой подарок в руки.

Посол тем временем откланялся поклоном, больше похожим на кивок, и со своими спутниками покинул палату. Поднялся гомон, который князь быстро успокоил поднятием руки.

– Надобен мне слуга верный среди вас, боярские сыны, дружину собрать да порадеть, чтобы готова была выступать на тверичей. Да прежнего воеводу, что покинул нынче вече не спросясь, разыскать да к ответу призвать.

Березин понял, что речь шла о старом боярине, посмевшем возражать князю.

Молчание воцарилось надолго. Даже перешёптывание прекратилось. В душе бояр боролись, очевидно, страх перед князем и уважение к своему старейшине. Все прятали глаза, не глядя ни на князя, ни друг на друга.

Наконец по левую руку от князя поднялся молодой человек, одетый скромнее остальных.

– А позволь мне, Великий князь, – залихватским тоном предложил он. Все присутствующие воззрились на молодого наглеца.

Князь колебался. Очевидно, он надеялся, что вызовется кто-нибудь постарше чином, но не уронить свой авторитет оказалось важнее.

– Быть посему. – Князь с бережением передал шапку стоявшему по правую руку от княжеского места боярину, затем поднялся, отстегнул золотую пряжку на плече и, жестом усаженной кольцами руки подозвав добровольца, бросил тому в руки свой плащ. – Вот верному слуге с моего плеча.

Двери в палату отворились, и быстрым семенящим шагом вошёл, почти вбежал человек в длинном кафтане и сафьяновых сапожках. Остановившись перед княжеским местом, он поклонился низко, почти до пола.

– Что за срочность такая, боярин постельничий? – недовольным голосом поинтересовался князь.

Постельничий зашёл с левой стороны и наклонился к уху князя, заговорив быстро, громким шёпотом, так что Березин едва разбирал слова:

– Князь, посланникам хана отвёл я, как приказано, лучшие покои, а посланник с помощники по дороге нахватали девок – служанок да дворовых – и насилие над ними чинят. Я было через переводчика попросил посланника бесчестия девкам нашим не чинить, а посланник осерчал да меч кривой из ножей вынул. Говорит: «Я и мои спутники – все знатной крови, и девкам-де вашим большая честь оказана, коей любая жена в Золотой Орде была бы рада добиться». Что прикажешь делать, князь?

– Раз таков их обычай знатный, не препятствовать, ибо, если посланники осерчают, хану про нас недоброе доложат, – деревянным голосом ответил князь.

– Слушаюсь, князь, – наклонился постельничий ещё ниже, скосив глаза вправо, и его взгляд неожиданно упёрся в Березина. Зрачки боярина расширились, шея вытянулась, когда он пристально вгляделся в полумрак за княжеским местом.

– Кня-я-язь, – протяжно возопил боярин, – тут нечистая сила, святый Господь, защити нас! – И он принялся энергично креститься.

И тут же вся палата оказалась охвачена хаотическим движением. Великий князь как ошпаренный соскочил со своего места, Березин спешно поднялся на ноги и отбежал вглубь – к стене за княжеским местом, не зная, куда ему деваться.