На пороге чудес - [38]

Марина взяла свое собственное письмо. Конечно, там много статистики — она думала порадовать его снижением заболеваемости. Как хорошо, что он не получил это письмо.

— Мы семь лет проработали вместе. За это время привязываешься к человеку. Но о любви не было и речи.

Она положила письма на колени.

Для нее вечер закончился.

Она устала, ей взгрустнулось, и она даже не представляла, что еще могли сказать друг другу она и хозяева квартиры.

Но Бовендеры хотели, чтобы она осталась. Барбара сказала, что может приготовить легкий ужин, а Джеки предложил посмотреть фильм.

— У нас есть «Фицкарральдо», — сообщил он. — Круто?

— Вы можете даже переночевать у нас, если хотите, — предложила Барбара, и ее светлые глаза повеселели. — Это было бы так славно. Только договоримся, что завтра встанем не очень рано, а сейчас еще выпьем.

Двадцать лет разницы между Мариной и Бовендерами стали непреодолимым барьером. Каким бы жалким ни казался ей номер в отеле, она знала, что такая вечеринка ее просто убьет.

— Честное слово, я бы с удовольствием, но сегодняшнее солнце лишило меня сил.

— Ладно, тогда пусть Джеки хотя бы проводит вас до отеля, — сказала Барбара, а Джеки, в неожиданном порыве галантности, тут же вскочил и стал искать свои сандалии.

— Не беспокойтесь, все в порядке, — сказала Марина и сунула в сумку пачку писем.

Ей хотелось скорее уйти.

Барбара приуныла, как только поняла, что компания разваливается. Ее удручала собственная неспособность придумать что-нибудь более интересное.

— Всякий раз, встречаясь с вами, мы ухитряемся испортить наше общение, — со вздохом заявила она.

Марина заверила ее, что это не так.

Барбара встала у двери, прислонившись плечом к стене. Нет, она не блокировала выход, у нее не хватило бы решимости, но явно беспокоилась.

— Мне очень не хочется, чтобы вы говорили Энник про эти письма, — наконец сказала она, крутя на руке браслет. — Едва ли ей понравится, что я позволила кому-то рыться в ее почте, хотя вы имели полное право забрать письма супруги доктора Экмана.

Марине припомнилось, как давным-давно кто-то из ординаторов просил ее не говорить доктору Свенсон про результаты анализов, не подтверждавшие диагноз, так как это грозило ему провалом на экзамене. Не помогло — доктор Свенсон все равно обо всем догадалась.

— Сейчас у меня едва ли есть возможность сообщить ей что-либо.

Барбара сжала прохладными пальцами Маринину руку:

— Она у вас появится, когда вы встретитесь с ней.

— Эти письма принадлежат Андерсу и Карен. Больше никому.

Барбара слегка растянула в улыбке губы:

— Спасибо.

Вернувшись в свой номер, Марина положила письма на ночной столик и с сомнением посмотрела на аккуратную стопку. Ей не нравилось, что они лежат у нее. Несомненно, они были слишком личными, чтобы оставаться в почтовом ящике доктора Свенсон. Но и здесь им тоже не место.

Она убрала их в ящик столика, где они заняли место рядом с Библией на португальском языке, а потом позвонила Карен. Ей было необходимо услышать ее голос; может, он сотрет ощущение вины от неожиданного прилива любви, которую она почувствовала к Андерсу?..

— Я разбудила тебя? Уже слишком поздно? — спохватилась Марина. Она подумала об этом, лишь когда набрала номер.

— Я все равно не сплю, — ответила Карен. — После восьми мне никто не звонит, и это плохо. Все боятся разбудить мальчишек.

— У меня просто сбились представления о времени.

— Хорошо, что ты позвонила. Тем более что мальчишек теперь и пушкой не разбудишь. Сегодня утром я тебе тоже звонила. Мистер Фокс дал мне номер твоего сотового.

— Вы общаетесь с ним?

— Он регулярно нам звонит, — Карен зевнула. — Вообще-то, он лучше, чем я думала. Или очень одинок. Не знаю. Он сказал, что ты еще не нашла ее.

— Я нашла Бовендеров.

— Бовендеров! Господи, как они тебе?

— Андерс писал тебе о них?

— Очень мало. Они доводили его до бешенства, эти Бовендеры.

— Я его понимаю.

— Он подозревал, что они водят его за нос и нарочно не сообщают о нем доктору Свенсон. Хотя он никогда не был уверен, что они знают, где она проводит свои исследования. Ему пришлось долго терпеть их общество и изображать любезность.

— Что ж, мне предстоит то же самое. Сколько времени Андерс торчал в Манаусе, прежде чем попал к доктору Свенсон?

Карен задумалась.

— Месяц? Точно не скажу, но не меньше месяца.

Марина прикрыла глаза.

— Едва ли я выдержу месяц с Бовендерами.

— Что они говорят об Андерсе?

— Они даже не знали, что он умер.

Долгое молчание.

Там, в Иден-Прери, Карен положила трубку на стол, и Марине ничего не оставалось, как ждать. Она легла на спину и уставилась на бледное пятно на потолке, которое созерцала каждый вечер, после того как перебралась в этот номер. Она жалела, что не может положить руку на лоб Карен, погладить ее по волосам, сказать: «Держись, ты ведь сильная; так уж получилось».

Когда Карен вернулась, она учащенно дышала.

— Извини, — сказала Марина.

— Это накатывает так быстро, — сказала Карен, пытаясь справиться с дыханием. — Значит, они даже не знали о его смерти, потому что она им не сообщила.

Действительно, зачем ей это?

— Нет, тут другая причина — между ними нет регулярной связи. Она приезжает в город раз в несколько месяцев. И даже не получает все это время почту. — Марина еще не знала, что ей делать с письмами, но не хотела сейчас говорить о них Карен. За тысячу миль она слышала ее плач. Мальчики спали в своих кроватях. Пиклес тоже спал…