На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! - [11]

Впрочем, порой все понятно без слов. Во взгляде, которым он меня одарил, я прочел не менее сотни непечатных эпитетов. Так скорый на руку помощник капитана грузового парохода глядит на проштрафившегося матроса.

– Вижу, вы не изменились с тех пор, как покинули Малверн-Хаус, – сказал он с раздражением, вытирая брюки носовым платком. – Растяпа Вустер – так мы его всегда звали, – продолжал он, обращаясь к Бобби и явно рассчитывая на ее сочувствие. – Простейшего дела не мог сделать, даже такого, как взять в руки чашку с чаем, он постоянно сеял вокруг себя хаос и разрушение. У нас в Малверн-Хаусе так и говорили: если в комнате, где находится Вустер, стоит хотя бы один стул, он его обязательно опрокинет. Каков человек в детстве, таков он и в старости.

– Ради Бога, извините, – сказал я.

– Что толку от ваших извинений? Испортили мне новые брюки. Разве выведешь пятна чая с белой фланели. Впрочем, будем надеяться на лучшее.

Не знаю, правильно ли я поступил, похлопав его по плечу и воскликнув: «Вот она – истинно британская стойкость!» Скорее всего нет, потому что мое восклицание его не утешило. Он еще раз свирепо на меня глянул и большими шагами направился к дому, распространяя вокруг себя аромат чая.

– Знаешь что, Берти, – сказала Бобби, задумчиво провожая его взглядом. – По-моему, Апджон не возьмет тебя на экскурсию вместе с остальными мальчиками. Боюсь, ты в этом году не получишь от него подарка на Рождество и не рассчитывай, что сегодня вечером он придет в спальню заботливо поправить тебе одеяло.

Властным взмахом руки я опрокинул молочник.

– К черту Апджона, к черту его подарки и экскурсии. С какой стати папаша Глоссоп вырядился дворецким?

– Я так и знала, что ты спросишь. Я и сама собиралась тебе потом рассказать.

– Расскажи сейчас.

– Видишь ли, это была его идея.

Я сурово взглянул на нее. Бертрам Вустер ничего не имеет против, если кто-то слегка привирает, желая сделать рассказ более занимательным, но слушать бред буйнопомешанного – благодарю покорно.

– Его идея?

– Да.

– Ты думаешь, я поверю, будто в одно прекрасное утро сэр Родерик Глоссоп проснулся, посмотрел на себя в зеркало, решил, что он сегодня бледнее обычного, и сказал себе: «Пожалуй, мне нужна небольшая встряска. Не пойти ли мне в дворецкие?»

– Ну, не так, конечно… Не знаю даже, с чего начать.

– Начни сначала. Смелее, Б. Уикем, нечего ходить вокруг да около. – И я с вызывающим видом положил себе на тарелку кусок пирога.

Мой непреклонный тон явно задел ее за живое и раздул пламя, всегда тлеющее в этой багряноголовой угрозе общественному спокойствию, ибо она недовольно нахмурилась и сказала, чтобы я ради всего святого перестал пялиться на нее, как дохлая камбала.

– У меня есть полное право пялиться на тебя, как дохлая камбала, – холодно отвечал я, – и я буду пялиться столько, сколько сочту нужным. Я нахожусь в состоянии сильного нервного стресса. Если в дело замешана ты, жизнь сразу же превращается в ад, и я полагаю, что вправе требовать объяснений. Итак, я жду.

– Погоди, дай мне собраться с мыслями.

Она задумалась и после непродолжительного перерыва, за время которого я доел кусок пирога, начала свой рассказ.

– Пожалуй, я начну с Апджона, потому что это он во всем виноват. Понимаешь, он вбил себе в голову, что Филлис должна выйти замуж за Уилберта Артроуза.

– Ты говоришь «вбил себе в голову»…

– Вот именно: «вбил себе в голову». А когда такой человек что-то вобьет себе в голову, другим лишь остается уступить, особенно если речь идет о такой рохле, как Филлис, которая слова не скажет папочке поперек.

– Что, совсем нет своей воли?

– Ни капли. Вот для примера: пару дней назад он возил ее в Бирмингем на представление «Чайки» Чехова, решил, что это полезно для общего развития. Хотела бы я поглядеть на того, кто заставит меня пойти на «Чайку», но Филлис только кивнула и сказала: «Хорошо, папа». Даже не попыталась возразить. Теперь видишь, сколько у нее собственной воли.

Да, это уж, признаюсь. Ее рассказ произвел на меня сильное впечатление. Я знаю, что такое чеховская «Чайка». Тетя Агата как-то попросила меня сводить ее сына Тоса на представление в «Олд Вик», и должен сказать, что необходимость напряженно следить за абсурдными действиями героев по имени Заречная и Медведенко и при этом постоянно быть начеку, чтобы вовремя пресечь попытки Тоса улизнуть из зала на волю, сделала мои страдания просто невыносимыми. Так что после рассказа Бобби я уже ни секунды не сомневался в том, что Филлис Миллс принадлежит к той категории девиц, чье жизненное кредо – «Папа лучше знает». Уилберту достаточно будет сделать предложение, и она поставит свою подпись там, где помечено галочкой, потому что так хочет Апджон.

– Твоя тетя просто в ужасе.

– Так она против?

– Еще бы она была не против! Ты же часто бываешь в Нью-Йорке и наверняка наслышан об этом Уилле Артроузе.

– Да, до меня дошли слухи о его выходках. Он известен там как плейбой.

– Твоя тетка считает, что он просто чокнутый.

– По-моему, у всех этих ребят мозги набекрень. Что ж, теперь понятно, почему она против этого брака. Но, – сказал я, как всегда безошибочно выделяя суть вопроса, – это никак не объясняет присутствие папаши Глоссопа в доме моей тети.