На полпути к себе... - [44]

Шрифт
Интервал

Техническая редакция размещалась в двух комнатах. В одной, большой, сидели пять сотрудников, в меньшей — заведующий редакцией Григорий Пантелеевич Мокану.

Было Григорию Пантелеевичу под семьдесят. Он давно мог бы выйти на пенсию и даже попробовал походить в звании пенсионера, но как выразился он сам: «Надоело два месяца то в окно смотреть, то в тарелку». (Происходило это еще до прихода Юны в редакцию.) И снова вернулся к своему столу — благо что должность его за эти два месяца не успели занять, словно знало институтское начальство, что Мокану вернется, не выдержит его деятельная натура безделия. Да и редакции он отдал без малого сорок лет.

При первом знакомстве с Григорием Пантелеевичем Юна испытала смущение: ей показалось, что начальник во время разговора постоянно с каким-то ехидством подмигивает ей. Лишь потом она узнала, в чем дело, — оказалось, еще в гражданскую войну Григорий Пантелеевич был контужен, у него поврежден малый третичный нерв, и подмигивание является следствием этого.

Невысокий, кряжистый, Григорий Пантелеевич был вдобавок ко всему глуховат. Когда говорил по телефону, постоянно кричал в трубку: «Говорите громче! Говорите громче!»

Одевался он на удивление элегантно. Когда-то, говорят, он был большим модником, но теперь от былого осталось только желание выглядеть элегантно. Надо сказать, что Григорию Пантелеевичу это удавалось вполне. Юне казалось, что одеждой Мокану как бы компенсирует свою глухоту и самопроизвольное подергивание глаза. Может быть, так оно и было, но Юна, вероятно, не понимала до конца Григория Пантелеевича, — два поколения, разделявшие их, словно бы какую-то стену воздвигали между ней и Мокану. Она никак поверить не могла, что этот брюзгливый старик, так придирчиво относящийся ко всему, что делали сотрудники, был когда-то лихим кавалеристом, дружил с Котовским и ходил в синих шароварах с красными лампасами.

На праздничные вечера Григорий Пантелеевич приносил в редакцию гармошку и во время застолья, когда оно достигало апогея, брал ее в руки, растягивал мехи и лихо пел частушки из далеких-далеких дней, подернутых туманом:

У меня коса большая,
Лента зелениста!
Никого любить не буду,
Кроме коммуниста!

Григорий Пантелеевич подмигивал зачем-то слушателям и начинал новую частушку:

Полно, мать моя родная,
Полно плакать обо мне,
Ведь не всех же, дорогая,
Убивают на войне!

После проигрыша новая неизвестная частушка срывалась с губ Мокану:

Нынче новые права —
Старых девок на дрова:
Девятнадцати — любить!
Двадцати пяти — рубить!

Григорий Пантелеевич родился в Кишиневе в семье наборщика. Заброшенный судьбой в Москву, он прижился на ее почве и даже с годами избавился от акцента, только иногда из слов, произносимых Мокану, куда-то ускальзывал мягкий знак или, наоборот, неуместно пристраивался после «л»: «впольне» вместо «вполне» говорил Григорий Пантелеевич и «машинално» вместо «машинально».

Очень часто в обед сотрудники редакции ходили есть пирожки и пить кофе в хлебный отдел гастронома, расположенного в высотном здании, которое заслоняло собой полнеба и хорошо было видно из окон редакции. Григорий Пантелеевич обедал в своем кабинете — еду ему приносила жена, статная красавица, на целую голову выше Мокану. Они были очень странной семейной парой. Так казалось Юне, потому что было непонятно ей, чем мог Григорий Пантелеевич привлечь такую женщину, — жена Мокану по-настоящему была красива даже в старости, а в юности, наверно, тем более.

— Гришенька, — доносился из-за двери кабинета Мокану ласковый голос его жены, — котлетки попробуй, диетические, только что пожарила.

Григорий Пантелеевич что-то недовольно отвечал — может быть, укорял жену за этот тон, казавшийся ему неуместным в служебной обстановке.

Кроме Мокану, еще один мужчина работал в редакции на должности, которую редко занимают мужчины, — курьера. Звали его Ленечкой, было ему за тридцать.

Как и Григорий Пантелеевич, он был контужен — только уже в Великую Отечественную, осенью сорок первого, во время бомбежки. Мокану лет пятнадцать назад встретил его на трамвайной остановке у зоопарка. Просительно улыбаясь, Ленечка стоял с протянутой рукой. Видимо, другой человек на месте Григория Пантелеевича прошел бы мимо, да и проходили мимо сотни людей, а Мокану разговорился с Ленечкой, выведал, что и как, взял за руку, привел к начальству, и на следующий день в редакции появился новый курьер.

Работы у Ленечки было немного — отнести гранки в типографию, принести их из типографии. Время от времени он ездил к кому-нибудь из заболевших авторов на дом, отвозя корректуру им и привозя назад. Большую же часть времени Ленечка сидел неподалеку от двери в кабинете Мокану, и стоило Григорию Пантелеевичу появиться в большой комнате, как Ленечка моментально вскакивал, вопросительно заглядывал в глаза Григорию Пантелеевичу: не надо ли что-нибудь сделать?

В своем развитии Ленечка застыл годах на одиннадцати, когда его контузило. Он очень любил сладости и мог целый день проходить с леденцом за щекой. Все сотрудницы (и Юна тоже) время от времени покупали ему их, и, принимая кулек с леденцами, Ленечка благодарил, заикаясь, и глаза его светлели, и у всех женщин от этого теплело на душе.


Еще от автора Инна Хаимова
Скитания души и ее осколки

История еврейской девочки-москвички с послевоенных времен и до наших дней. Взрослея, она попадает в ситуации, приводящие ее к людям из разных слоев общества – как к элите, так и к бандитам. На этом пути она ищет себя и свое место в жизни.


Рекомендуем почитать
Ана Ананас и её криминальное прошлое

В повести «Ана Ананас» показан Гамбург, каким я его запомнил лучше всего. Я увидел Репербан задолго до того, как там появились кофейни и бургер-кинги. Девочка, которую зовут Ана Ананас, существует на самом деле. Сейчас ей должно быть около тридцати, она работает в службе для бездомных. Она часто жалуется, что мифы старого Гамбурга портятся, как открытая банка селёдки. Хотя нынешний Репербан мало чем отличается от старого. Дети по-прежнему продают «хашиш», а Бармалеи курят табак со смородиной.


Девушка из штата Калифорния

Учительница английского языка приехала в США и случайно вышла замуж за три недели. Неунывающая Зоя весело рассказывает о тех трудностях и приключениях, что ей пришлось пережить в Америке. Заодно с рассказами подучите некоторые слова и выражения, которые автор узнала уже в Калифорнии. Книга читается на одном дыхании. «Как с подружкой поговорила» – написала работница Минского центра по иммиграции о книге.


Прощание с ангелами

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…