На полпути к себе... - [31]

Несколько дней Юна только и думала о Корнееве, мысли были противоречивы, раздражение сменялось нежностью, но образ Корнеева стал преследовать ее как наваждение.

Вероятно, именно это и заставило ее снова пойти к Ахрименко. Надеялась увидеть Корнеева? Интуиция ее толкала? Трудно сказать. С волнением подошла она к уже знакомому дому.

Как объяснила она Ахрименко свой неожиданный визит? Это она напрочь забыла. Все ее внимание сосредоточилось на шапке, которую она хорошо запомнила, — шапке Корнеева.

— Здравствуйте, — Юна тихо поздоровалась с ним, окидывая его взглядом и стараясь проявить безразличие. Будто он ее вовсе не интересует. Корнеев на приветствие не ответил. Он продолжал рассматривать книгу репродукций и Юны в упор не замечал. Это показное равнодушие разозлило ее.

«Я тебя тоже замечать не буду».

— Вы ведь знакомы? — сказал Ахрименко, посмотрев на Юну.

— Да. У тебя познакомились, между прочим, — поспешила с ответом Юна. — Твой знакомый что-то говорил о сублимации. Кстати, я заглянула в толковый словарь, — закончила она с издевочкой.

— А я вас что-то не припомню, — Корнеев окинул Юну невидящим взглядом.

— Вы поговорите. Я сейчас приду, — произнес Ахрименко.

Он вышел из комнаты. Наступило молчание. Однако Юна не выдержала — первая его нарушила:

— Вы на что-то сердитесь?

Корнеев снова посмотрел на нее, и на лице его отразилось недоумение.

— Я хотела… Ну, в общем, понимаете… — Юна начала спотыкаться на каждом слове. — Я хотела бы… пойти в зоопарк. С вами!

В этот момент зазвонил телефон, и Ахрименко подозвал приятеля. Юна почувствовала, что Саша разговаривает с женщиной.

«К чему мне все это? — новая волна досады захлестнула ее. — Никаких зоопарков мне не надо! Есть у меня Симка!» — и тут поймала себя на мысли, что за эти дни ни разу не вспомнила о Серафиме. Он будто напрочь выпал из ее жизни.

Повесив трубку, Корнеев взял шапку и сказал, что ему надо срочно уйти.

На следующий день, вечером, Корнеев позвонил Юне домой. И стал говорить так, будто они только что расстались и никаких недоразумений между ними не было.

— Тапирчик! Это ты? — сказал Корнеев. — Я соскучился за тобой, — и голос, мягкий, бархатный, переливчатый, опять захватил Юну, обволок…

Бывает, начинаешь любить в человеке какую-то одну, только тебе заметную в нем мелочь. Например, родинку на загривке, видишь в ней что-то детское и трогательное. И эта родинка волнует тебя, ты готов любить ее всю жизнь. А потом вдруг открываешь, что человека любишь всего. И тело его, и душу…

Может быть, Юна сначала полюбила голос Корнеева? Может быть. Во всяком случае, когда Корнеев звал ее в зоопарк, она уже испытывала головокружение, потому что его голос ее гипнотизировал.

— Хочешь, приду в гости? — продолжал между тем Корнеев. — Ты где живешь? Как лучше к тебе проехать?

Юне очень хотелось видеть Корнеева, но она молчала. Вокруг нее кружила директорша.

— Ты что, немая? — слышала она на другом конце провода.

— Да, — еле слышно пролепетала она и буквально прошептала адрес в трубку.

Корнеев, видимо, понял, что ей мешают говорить.

— Тебя слушают? — спросил он.

— Угу.

Через некоторое время Корнеев с сумкой стоял перед открытой дверью квартиры. Почти все жильцы собрались у двери и смотрели на него. Дело в том, что он нажал сразу на все звонки…

— Вот и хорошо, — проговорил он. — Сразу всех вас увидел! Будем знакомиться. Моя фамилия Корнеев, зовут Александр.

— Еще что выдумал — знакомиться! — проворчала директорша. — Больно кому нужно. Будут тут к ней шляться всякие, а ты…

— А тебя, маленькая, я из списка исключаю! — добродушно улыбаясь, перебил ее Корнеев. — Знай: когда говорит мужчина, баба должна молчать. Ее ипостась — быть глухонемой сироткой…

Директорша обалдело водила выпученными глазами. Слесарь прыснул со смеху. Действительно слово «маленькая» выглядело явной насмешкой по отношению к огромной Тамаре Владимировне. Но еще незнакомое слово «ипостась»… Директорша закипела от гнева и выпалила в ответ:

— Ты чего мне «тычешь»?! Видали мы таких! И не с такими справлялись! Быстренько выкинем! — почему-то себя она часто называла во множественном числе «мы». — «Маленькая»… Мы покажем «маленькая»!

Корнеев уже гладил ангорскую кошку, которая крутилась вокруг его ног.

— Какая киса, какая красавица! — говорил он, взяв ее на руки. Саша начал слегка почесывать Туську за ухом, она жмурилась и блаженно мурлыкала.

А «мамашка», довольная тем, что нашелся человек, который осадил директоршу и признал ее кошку, заискивающе ему улыбнулась и проговорила:

— Очень-сь приятно! Познакомимся! Как вас по батюшке? Александр Андреевич? Очень-сь приятно, Александр Андреевич. А меня — Анна Сергеевна. Туська очень-сь людей чувствует. Видите, сидит, не соскакивает.

Слесарь-сапожник подмигнул Юне и показал ей большой палец: мол, хорош мужик!

— Ейный сосед, будем знакомы, — значительно произнес Виктор Васильевич.

— А ты богатая невеста! Это ж надо столько соседей отрастить, — сказал Юне Корнеев, когда они прошли в ее комнату. Он нежно прижал к себе Юну и поцеловал в макушку.

Она смутилась и высвободилась из его объятий:

— Зачем вы так? Директорша наша теперь меня загрызет. Гадости начнет про меня говорить на каждом шагу.