На полпути к могиле - [22]

Гонка была жестокой, как и следовало ожидать. В кабину грузовичка я влезла насквозь промокшая и совершенно измотанная. Чтобы добраться до пещеры, мне каждый день приходилось полтора часа крутить по дорогам, а мотор жрал безумно много бензина. Придется Кости оплачивать мне дорожные расходы, я не могу больше тратить на заправку отложенные на колледж деньги.

Когда я подъехала к дому, окна уже погасли, а дождь перестал, оставив в воздухе легкую морось. Я разулась и направилась прямиком в ванную. Скинула одежду и влезла в горячую воду.

Погружаясь в ванну, я закрыла глаза. После пробежки у меня все тело ныло. Несколько минут я просидела неподвижно, расслабляясь понемногу. От горячей воды у меня на верхней губе выступила испарина. Я стерла ее пальцем и поразилась, когда это движение отозвалось у меня в животе.

Я попробовала повторить то же движение, которого никогда раньше не делала. При этом я представила, будто меня гладит по губе чужой палец. Все тело пошло гусиной кожей, и, что самое удивительное, у меня затвердели соски.

Тогда я накрыла ладонями груди, задохнувшись от нарастающего ощущения. Вода как будто ласкала меня в самых укромных местечках. Я погладила себя по внешней стороне бедер, дивясь волне удовольствия, которой отозвалось тело. Потом я провела ладонью по внутренней стороне. Виновато задержала было руку, но тут же продвинула ее глубже.

У меня вырвался низкий стон. Закрыв глаза, вдыхая открытым ртом теплый влажный воздух, я позволила пальцам задвигаться чуть быстрей, чуть быстрей…

«…почувствуй, как я вхожу в твою тесную влажную коробочку. Как ты затягиваешь меня в себя…»

Слова Кости прокрались в память без спроса, и я, словно ожегшись, отдернула руку.

— Вот дерьмо!

Я выскочила из ванны, наступила на мокрую плитку и с грохотом полетела на пол.

— Сукин сын! — выкрикнула я.

Замечательно, теперь будет синяк. Синяк, большой, как моя дурь.

— Кэтрин, что случилось? — окликнула из-за двери мать.

Должно быть, ее разбудил грохот или мой выкрик.

— Все хорошо, мам. Просто я поскользнулась. Все в порядке.

Я насухо вытиралась полотенцем, чуть слышно отчитывая сама себя:

— Глупо, глупо, глупо думать о вампире. Что с тобой такое? Что с тобой такое?

— Ты с кем разговариваешь? — Как видно, мать так и стояла под дверью.

— Ни с кем. — Во всяком случае, ни с кем, в ком есть хоть капля ума. — Ложись спать.

Переодевшись в пижаму, я отнесла вниз грязную одежду и сунула ее в стиральную машину, напомнив себе с утра запустить стирку. Войдя в спальню, которую делила с матерью, я увидела, что она сидит на кровати.

Это что-то новое. Я привыкла, что она в девять уже спит.

— Кэтрин, нам нужно поговорить.

Она не могла выбрать времени хуже, но я подавила зевоту и спросила о чем.

— О твоем будущем, разумеется, Я знаю, что ты на два года отложила поступление в колледж, чтобы помочь ухаживать за дедушкой Джо после инфаркта, и еще два года ты копила деньги, чтобы перевестись из местного колледжа в университет Огайо. Но теперь ты скоро уедешь. Будешь жить одна. Я беспокоюсь за тебя.

— Мама, не волнуйся. Я буду осмотрительна…

— Тебе нельзя забывать о чудовище, что живет в тебе, — перебила она.

У меня поджались губы. Господи, ну и время она выбрала для этого разговора! «В тебе живет чудовище, Кэтрин» — этими словами она начала свою речь в мой шестнадцатый день рождения, объясняя мне, что я такое.

— Я страшно боялась за тебя с тех пор, как поняла, что беременна, — продолжала мать. Свет не горел, но я и так видела, как напряжено ее лицо. — Ты с самого дня рождения точная копия своего отца. И с того дня я каждый день видела, как вместе с тобой растут твои отклонения. Скоро ты уедешь, и я не смогу больше следить за тобой. Тебе придется полагаться только на себя, чтобы не стать таким же чудовищем, как зачавший тебя. Ты не должна этого допустить. Заканчивай образование, получи диплом. Уезжай из города, заведи друзей, тебе это будет на пользу. Только будь осторожна. Никогда не забывай, что ты не такая, как другие. В них нет зла, стремящегося вырваться на свободу, как в тебе.

Впервые в жизни мне захотелось с ней заспорить. Сказать, что, может, и во мне нет зла. Что мой отец мог быть мерзавцем и до того, как превратился в вампира, и что моя необычность делает меня иной, но не наполовину злой.

Однако я прикусила язык, не дав возражениям сорваться с губ. От меня не укрылось, что отношения между нами резко улучшились с тех пор, как я начала убивать вампиров. Нет, я знала, что она меня любит, но до того мне всегда казалось, будто какая-то частица ее существа в то же время отталкивает меня — из-за обстоятельств моего рождения и из-за их последствий.

— Я запомню, мама, — только и сказала я. — Я не забуду, обещаю тебе.

Ее лицо смягчилось. Увидев это, я порадовалась, что не стала спорить. Ни к чему было огорчать ее. Она вырастила ребенка от насильника, да еще в маленьком городишке, где все отшатнулись от женщины, родившей вне брака. Никто и не знал ужасной правды о том, как она забеременела. Ей в любом случае пришлось бы тяжело, но в довершение всего меня едва ли можно было назвать нормальным ребенком. Не мне было поучать ее, что такое добро и зло.