На полпути - [22]

— И его поведение в пятьдесят шестом году… Пятьдесят шестой год, товарищ Драхош, был не так давно!

Подумав, Драхош произнес веско, с чувством ответственности:

— Достаточно давно, Мока. — Девушка выглядела совершенно подавленной, и он пожалел ее. — Должность председателя кооператива — не теплое местечко для пенсионера. Это сито. Кто не подходит, отсеивается.

— Но пока отсеется, сколько ошибок наделает!

Драхош строго посмотрел на девушку:

— Вы второй человек, кто говорит мне об этом… Как вы думаете, зачем вас послали туда? Не допускайте, черт побери, чтобы председатель делал ошибки.

Инженер-строитель приехал к вечеру, и Дани повел его и нескольких членов правления на берег Рабы за три километра от деревни. Это место он выбрал еще зимой, когда не был председателем и мать его не хотела подписывать заявление о вступлении в кооператив. Как хорошо было тогда нестись на санях от давильни вниз под гору: лошади, цокая копытами, отбрасывали в стороны комья снега, и сильный ветер, завывая, хлестал по лицу. Теперь, стоя на широком лугу и чертя носком сапога по земле, он горел таким же воодушевлением.

— Здесь будет скотный двор! — провозгласил Дани.

Его слова вызвали общее замешательство, что он и предвидел.

— Далековато от деревни, — сказал Прохазка.

— Три километра, — добавил Ференц Мок, который возражал только потому, что предложение исходило от Дани.

— Именно поэтому, — спокойно заявил Дани.

— Именно поэтому?! — удивился Прохазка. — Кто станет у тебя таскаться каждый день пешком за три километра?

— Животноводов будут возить на лошадях.

— По такой дороге? В ноябре?.. Легче добраться до луны.

— По-моему, — озабоченно сказал инженер, — трудно будет доставить сюда строительные материалы.

Ференцу Моку пришло в голову новое возражение:

— И во что обойдется электропроводка! Ведь надо тянуть линию из деревни.

— Дани, мы, — Прохазка указал на других членов правления, — уже все обсудили. И место нашли. У Белого моста, на краю деревни.

— А почему не на главной площади, возле церкви? — спросил довольно резко Дани.

Мока, которая до тех пор молча осматривалась, изучая обстановку, выслушав Дани, в раздумье сказала:

— Место тут неплохое. Много воздуха, воды, лес. В пойме есть корм на зиму, не надо возить издалека.

Дани с удивлением и благодарностью взглянул на девушку. Он не мог сейчас до конца насладиться радостным ощущением, которое вызвали в нем слова Моки, но чувствовал, как по телу его разливается приятный жар. И этот жар прозвучал в его голосе:

— Именно здесь, потому что скотный двор не помешает росту деревни. Вы уже задумывались над тем, что будет с нашей деревней лет через двадцать? Или пусть все остается по-старому? Тогда зачем сельскохозяйственный кооператив? — Он понял, что его доводы изумили и обезоружили людей. И, преисполнившись смелости, решился высказать вслух свои самые заветные мечты: — Я хочу истребить мух в деревне… Где скотина, там и мухи, так ведь? А через двадцать лет здесь вырастет город-сад, дачный поселок. Тогда уже никто не станет держать возле дома скотину. Это будет такой же бессмыслицей, как откармливать свинью в ванной пештской квартиры…

— И поить ее палинкой, чтобы она не хрюкала, — вставила с улыбкой Мока, вспомнив старый анекдот, который здесь никто не знал.

Торжественно-приподнятое настроение сразу покинуло Дани. Все засмеялись, он тоже. И потом он добавил смущенно:

— Надо же когда-нибудь положить начало…

На обратном пути Ференц Мок, пристроившись поближе к дочери, сердито напал на нее:

— Ты что, спятила? Не хватало тебе поддерживать этого Мадараса!

Мока ответила мягко, но довольно решительно:

— Я поддерживаю всех, кто прав… Даже если такого человека зовут Дани Мадарас.

Дани и его заместитель Прохазка возвращались в деревню кружным путем, чтобы по дороге заглянуть в кооперативный сад. Они оба были в каком-то возбужденном состоянии, словно хлебнули лишнего. Прохазка чуть ли не бежал, Дани едва поспевал за ним.

— Ты, Дани, вправил мне немного мозги, — сказал Прохазка. — Мальчишкой я усвоил одну истину, но потом, как видно, забыл… Когда отец учил меня кататься на велосипеде, я всегда смотрел на переднее колесо. Он заприметил это и стал меня отчитывать: «Никогда ты не научишься кататься, если будешь глядеть себе под ноги. Вперед надо смотреть, сынок. Вдаль». — Последние слова Прохазка повторил три раза, и его ясные глаза заблестели.

Когда они остановились возле участка, отведенного под поливное садоводство, Прохазка, схватив Дани за руку, взволнованно заговорил:

— Здесь у меня было раньше пять хольдов земли, ты же знаешь. В сорок пятом году, когда мне ее дали, я не имел ничего, кроме двух рук, жены и маленького ребенка. Да еще страстного желания стать «полноправным землевладельцем». Как взяться за дело?.. Я никому до сих пор не рассказывал об этом, Дани. На заре и поздним вечером, когда тут не было ни души, я вычерпывал ведром ил из Рабы и удобрял им землю. В первый же год перец у меня уродился величиной с молочный кувшин, а морковь с мою руку… Ты уже понял, к чему я клоню? Мы выгребем весь ил из реки и разбросаем его по берегу; получится удобренная полоса земли такой ширины, насколько хватит ила. А потом будем поливать ее… Здесь будет рай, Дани. Настоящий рай!