На подлодке золотой... - [5]

Саша залила сваренные яйца холодной водой, доставила на поднос забытую соль и понесла завтрак в комнату.

Муж ей не нужен. В Англии есть один, хватит. Мужик ей нужен, да основательный, не трус, не зануда, желательно с деньгами. Желательно сексуальный. А с Юрой не секс - гробовое рыдание, деловой-половой очень тщательный акт. Саша прекрасно осознавала, что того, что ей требуется, практически не бывает. А значит, меньше требований, Александра, а то так со своими капризами и запросами не заметишь, как выстаришься напрочь…

Юрий Владимирович виновато принял у нес поднос, попытался улыбнуться, но улыбка получилась недоделанная. Он за гребень снял вязаного петушка с насиженного теплого яичка, колупнул макушку, но почать яичко не пришлось — под окном истошно завыл автомобиль.

— Сигнализация, — виновато и частично обрадованно, что всё разрешается само собой, пробормотал Суров, натягивая пиджак. — Днем постараюсь...

— Новую сигнализацию поставь, на дерьме экономишь, — как можно спокойнее, задавливая раздражение, посоветовала Саша и добавила, отворачиваясь: — Днем я занята.

Юрий Владимирович так печально, так униженно поинтересовался, чем, что Саша брезгливо — ну, какой с таким секс! — пояснила сквозь зубы:

— Бадрецов обещал своего товарища сегодня прислать, крутого. Поедем негров выселять.

— Дай Бог, — виновато вздохнул Суров, делая жалостливое лицо.

— Уходи, Юра, — попросила Саша.

Год назад она сдала свою новую, только что купленную квартиру неграм, а теперь вот никак не могла их выгнать. И вынуждена теперь снимать чужую халупу. А негры тем временем и квартиру загадили, и телефон им за неуплату сняли. И управы на них нет — с детьми милиция на улицу не выгоняет. Да баба еще дополнительно рожать намылилась, сучара!..

От грустных размышлений ее оторвал звонок в дверь. Юра забыл очки.

Он их так близоруко искал, хотя они лежали на видном месте, что Саша смягчилась.

— Юра, а чего ты приходил-то?.. По делу?..

— Да, понимаешь... — забормотал Суров. — На автоответчике слова...

— Ну? Чего там?

— “Сикин, не ходи тропой Моисея, вспомни лучше Ванюшу Серова”, — потупившись, проговорил Суров.

— Что за ахинея! — поморщилась Саша. — Кто такой Сикин?

— Н-не ахинея... — И Суров, слегка заикаясь и подвирая, рассказал, что в принципе он вообще-то Сикин.

3

Абд эль Джабар, Алик, первый муж Саши, не стал тогда тянуть, не хочешь быть второй женой, уезжай. Аллах с тобой! Он произнес при свидетелях три раза традиционное бракоразводное заклинание “Талеб таляти!”, что по-нашему означает “пошла вон”, и полразвода состоялось. В шариатском суде он, испугавшись, что Саша потребует денег в компенсацию, заныл было, что только два раза сказал “Талеб таляти”, а вместо третьего просто чихнул, но свидетели подтвердили, что то был не чих, а слова. Развод состоялся окончательно. Суд потребовал, чтобы Абд эль Джабар еще три месяца посодержал бывшую жену, дабы удостовериться, что она не беременна на кувейтской территории и, стало быть, не сможет в дальнейшем иметь претензий к государству.

Дочка Фируз оставалась в Кувейте. С отцом и пятнадцатилетней чернокожей мачехой, новой женой Алика. Фатима была из бедной семьи потомственного суданского феллаха, девушка ласковая и спокойная. Она поклялась на Коране быть маленькой Фируз вместо матери и попыталась еще раз отговорить Сашу разводиться. Саша настолько ей доверяла, что рассказала про роман с англичанином — преподавателем английского из “Бритиш каунсел”; у англичанина кончается контракт в Кувейте, и он хочет на Саше жениться. Фатима всё поняла, будто и не арабка.

Напоследок Саша внимательно обозрела теперь уже бывшего мужа. И едва удержалась от хохота. В бабском галабеи до пят, похожем на ночную рубашку, да еще если учесть, что под ним желтые ниже колен трусы и футболка... И это тот самый граф Жофрей из “Анжелики”, что смутил когда-то ее девичий покой!.. Институт из-за него бросила!.. Отец тогда предупреждал: “Гляди, Шурка, морду чадрой обмотают, дальше гор ничего не увидишь!..”. Жофре-ей!..

Оказалось, простой араб. Инвалид. Чурка, короче. Про ногу хромую всё наврал. Не на войне сломал, а поддавши, на мотоцикле. Кстати, и пил он, несмотря на религию, будь здоров, только втихаря. Не зря в России учился.

Какая там война, он палец порежет, весь трясется. Гра-аф!..

Абд эль Джабар стоял перед ней и сосредоточенно плевался. Был Рамадан, и бывший муж во время поста усиленно демонстрировал свою правоверность: мол, не только воды не пьет, даже слюнями собственными брезгует. Тьфу!

Но до последнего момента Саша хотела, чтобы всё было по-культурному, цивилизованно, даже по-родственному впрок наставляла Фатиму, чтобы та не употребляла розового масла. Ведь Алик привык к европейскому парфюму.

Если бы он не распоясался напоследок, всё бы прошло спокойно. Развелись и уехала. Но тот на прощание все-таки подгадил. Заявил, что Саша в самом начале была не совсем девица. На что возмущенная Саша напомнила ему мудрость из Корана: “обвинять целомудренных могут только распутники”. Это сказал Аллах в передаче Фатимы, которая была на ее стороне.

От себя же лично Саша пообещала, что если еще раз прозвучит незаслуженное обвинение, она заявит в шариатский суд. Хоть она и не мусульманка, но и Кувейт, слава Богу, не Саудовская Аравия. Ее выслушают, примут во внимание триппер, который Алик привез из Бейрута, куда ездил с дружками блядовать, и о котором по трусости проболтался Саше; изучат пустой флакон из-под антибиотиков, трусы со следами болезни, которые Саша припрятала на всякий случай, и Абд эль Джабар получит по жопе за оговор. Жалко, что в переносном смысле. Кувейтцев палками не бьют во дворе шариатского суда, что на улице Эль-Халидж, А наказать его в пользу поруганной жены на пару тысяч динар, чтобы не повадно было, могут запросто.