На перекрестке больших дорог - [15]

Катрин была спасена этим криком, потому что с другого берега ему уже вторил другой: «Вперед! Во имя святого Андрея!» Надсмотрщики бросились врассыпную. Отряд кавалеристов мчался на них через пенистую воду реки с копьями наперевес. Катрин, подхваченная десятком рук, поднялась с земли. Ее руки были в крови, а у ног остался лежать бездыханно человек, атакованный ею. С открытыми глазами он лежал на снегу, залитом кровью. Катрин поняла, что убила человека, но странным образом не испытывала ни сожаления, ни угрызений совести. Возмущение все еще кипело в ней. Она спокойно направилась к реке, отмыла кинжал от крови, вложила его в ножны и оглянулась вокруг. Схватка между охранниками и ее неожиданными спасителями еще продолжалась. В одном из сражавшихся Катрин узнала Готье, который дрался плечом к плечу с огромным белокурым шотландцем. Рядом с ними бился с десяток солдат-шотландцев. «Макларен и его люди!» Радость охватила сердце молодой женщины. «Слава богу, он нашел их!»

Идя вдоль берега реки, где по колено в воде стояли изумленные и пораженные рабочие, она присоединилась к брату Этьену и Саре, укрывшимся у разрушенной стены. Сара бросилась к молодой женщине, как тигрица, нашедшая своего детеныша, обняла ее, разревелась, а потом дала звонкую пощечину.

– Сумасшедшая дура! Ты хочешь, чтобы я умерла от горя?

От удара Катрин закачалась и приложила ладонь к щеке. Она еще горела, а Сара бросилась к ее ногам, прося прощения, проливая поток слез и оправдывая пощечину своим страхом. Катрин привлекла ее к себе, ласково гладя рукой голову бедной женщины. Она посмотрела на брата Этьена, и их вгляды встретились.

– Я убила человека, мой отец… но я не сожалею!

– Кто будет сожалеть об этом человеке? – вздохнул монах. – Во время моей мессы я помолюсь за этого безбожника, если вообще молитвой можно помочь его черной душе! А вам я даю отпущение грехов!

Сражение закончилось. Охранники теперь валялись на снегу – кто раненый, кто и мертвый, а Макларен собирал своих людей. Готье спрыгнул с лошади и подошел к Катрин. Его глаза блестели от радости.

– Вы не пострадали, госпожа Катрин? Слава Одину[4]! Я решил, что мне мерещится, когда увидел маленького шотландца, бросившегося с ножом на этого громадного черта. И вы живы, вы живы!

В порыве радости он обнял ее за плечи и потряс изо всех сил, с трудом сдерживая желание обнять покрепче и поцеловать. Но неожиданно тело Катрин обмякло в его руках. Причиной тому послужила жгучая боль в плече, сделавшая вдруг непослушным все тело. Она почувствовала головокружение, в глазах потемнело. Сквозь шум в ушах она услышала:

– Идиот, посмотри на свою левую руку, она в крови! Ты видишь, она ранена!

Катрин почувствовала, как ее отпустили, а потом потеряла сознание. В пылу схватки она даже не заметила, как ей в плечо вонзился нож! Потеря сознания избавила ее от излишних треволнений. Пока Готье взял ее на руки и положил на свою лошадь, Макларен приподнялся на стременах.

– Надо спешить, не задерживаться здесь, – сказал он. – Я вижу большой отряд, выезжающий из аббатства. Через некоторое время они бросятся нам вдогонку. Удираем!

– Но ей надо оказать помощь, – возразила Сара.

– Это мы сделаем потом. Сейчас нужно выбраться отсюда. Залезайте на лошадей к моим людям и вы и монах. Вперед!

Два здоровых шотландца помогли Саре и брату Этьену взобраться на лошадей и поскакали галопом, преследуемые проклятиями солдат, бежавших за ними с луками и арбалетами. Отряд Макларена удалился в сторону Орийяка. Несколько стрел просвистело рядом с ними, никого, впрочем, не задев.

Смех Макларена прогремел как раскат грома:

– Солдаты аббатства ничуть не лучше монахинь, надевших шлемы! Им бы перебирать четки да гоняться за девушками, а не натягивать тетиву!

Рана Катрин не была серьезной. Узкое лезвие проникло в мякоть плеча не больше чем на дюйм. Кровь сочилась довольно обильно, но сильной боли не было. Плечо и рука отяжелели, однако на ветру она быстро пришла в себя. Когда Макларен решил, что они достаточно удалились, он приказал сделать привал. Пока его люди перекусывали, Сара отвела Катрин в сторону и осмотрела ее рану. Ее ловкие руки быстро приготовили повязку из разорванной рубашки, найденной в узле с вещами, и можжевеловой мази, приготовленной на бараньем жиру, которую дал один из шотландцев. Потом женщины закусили хлебом с сыром, запили все вином и стали ждать сигнала Макларена. Катрин чувствовала слабость. Ночной марш от Везака до Орийяка и шок после сражения утомили ее. Клонило в сон, и ей удавалось держать глаза открытыми с большим напряжением.

На этот раз она взобралась на круп лошади шефа эскорта. Несмотря на гневные возражения Готье, Ян Макларен решил сам позаботиться о ней.

– Твоя лошадь и без того устала под твоей тяжестью, – заявил он сухо, – ее больше нельзя перегружать.

– Она не удержится сзади вас, – возражал нормандец. – Разве вам не видно, что она засыпает от усталости?

– Во-первых, я ее привяжу, во-вторых, здесь распоряжаюсь я.

Готье пришлось подчиниться, но Катрин перехватила его сердитый взгляд, адресованный молодому шотландцу, не обращавшему на него никакого внимания.