На перекрестии прицела - [8]

Шрифт
Интервал

Здесь, в Афганистане, ранняя весна. В долинах зазеленели пастбища, в садах зацветают урюк и алыча. Трудятся на своих клочках каменистой земли дехкане. И ниспошлет им Аллах обильный урожай хлеба и винограда за их тяжкий крестьянский труд, воздаст сторицей за пролитый соленый пот и трудовые мозоли.

Зеленеют горные долины, зацветают сады и гранатовые рощи. Приход весны неостановим войной. Но выше, в горах, еще холодно. На высоких скалистых вершинах даже в летнюю жару белеют, подобно чалмам, ослепительные снеговые шапки. Они вечны.

И в Тёпловке сейчас еще лежит снег. В огороде сугробы. Спит под снегом речка. К бабушкиному дому до крыльца протоптана тропинка. С крыши на пригреве в полдень частит капель, как будто тикают часики. Вечерами морозец останавливает капель, ее частящие в снеговые ячейки капли. Капель застывает под кровлей стеклянными гребешками-сосульками.

Снег лежит и в полях, и в лесах, и в лощинах, где мы с бабулей ходили за цветами, ягодами и грибами, где было мне в детстве видение сказочного града Китежа, ушедшего на дно озера Светлояр от разорителей и восставшего со дна через века. Это моя греза о нем…

Еще немного — и весна придет и в наши края, в нашу Тёпловку. С шумным половодьем и солнечным голубым маревом над полями, оврагами, перелесками. Бабушка Оля выставит зимние рамы в дому, как она делает это каждой весной, распахнет створчатое окно на улицу. И в окно разом польется свежий холодный воздух снаружи и вместе с ним радостные песни жаворонков, светлый ликующий хорал, поющий славу пробуждению природы, старательные распевы скворца на старой скворешне над крышей, грачиный гомон от речки, затопившей прибрежные ветлы, кусты ивняка, белеющего мягкими пушистыми вербинами. В заброшенной церкви напротив бабушкиного дома воркуют голуби, кричат на колокольне галки, перепархивают под церковными стенами на проталинах воробьи. Под деревянным мостом через овраг в середине села с напором несется полая вода с окрестных полей и лугов, ее торжествующий путь не молкнет целыми днями. Между сваями моста ныряют, переворачиваются остатки рыхлых льдин, прутья, клочки снега, соломы. Неудержимая поступь весны заметна во всем… В черных проталинах пашни за селом, в долгом догорании вечерней зари над лесополосой вдоль железной дороги. Озабоченно перекликаются гуси, пролетая над Тёпловкой косым клином на север к местам гнездовий. Летят, торопятся. Весна не ждет.

По старому крестьянскому обычаю, в котором чувствуется языческое, баба Оля, я знаю, напечет в русской печке жаворонков из пшеничной муки простого деревенского крупного размола, как пекла их для меня в мои детские года, а я помогала ей лепить из крутого теста этих птах, приносящих на своих крыльях весну. На кухонном скоблёном столе, засыпанном мукой, сидит целая стая слепленных умелыми бабушкиными руками жаворонков с аккуратными круглыми головками и короткими носиками, с глазами-ямками и веероподобными треугольничками хвостов. Крылья у пташек сложены на спине. Они, кажется, только что прилетели и присели на наш стол отдохнуть после долгого пути из далеких теплых краев. Посидят, отдохнут и поднимутся в небесный простор, самозабвенно славить весну с утренней до вечерней зари.

В четыре руки мы осторожно перекладываем рукотворных птиц на железный противень, блестящий от масляной смазки. Противень баба Оля помещает на шесток, чтобы задвинуть в жарко натопленную русскую печь. И вот противень с птицами из сырого теста уже в печном нутре на кирпичном поду, за тяжелой заслонкой. «Не то улетят, — улыбается мне старушка. — Пускай теперь пекутся».

Из печки жаворонки «вылетают» румяными и вновь рассаживаются на кухонном дощатом столе. Беру одну испеченную птаху, выбегаю с ней на улицу, к церкви. Кладу ее на кирпичный подоконник разбитого, без стекол, окна за узорную кованую решетку. Жду с нетерпением, когда она приманит живых жаворонков. Но они, наверное, не видят моей птицы. Тогда беру ее с подоконника и подбрасываю вверх к небу со словами: «Жаворонки, прилетите, красну вёсну принесите!» И происходит чудо! С безоблачного неба доносится знакомая песня. Как я соскучилась по ней, по этой милой трели! Кажется, заливается серебряный небесный колокольчик. Я не верю своим ушам. И слушаю, слушаю… А песня не умолкает, звенит, звенит… Восторг охватывает меня, переполняет всё мое существо. Бегу скорее в дом сообщить бабе Оле долгожданную радостную весть: жаворонки прилетели!

Воспоминания о бабушкиной Тёпловке греют меня на краю угрюмого холодного ущелья, откуда я наблюдаю за дорогой, за всем, что по ту сторону каменистой теснины. Далеко в горах за Кабулом слышится артиллерийская канонада. Рвутся бомбы. Там идет бой. Моджахеды предприняли очередную ночную вылазку. Молох войны ненасытен и перемалывает свои новые и новые жертвы. Где ее обещанный скорый конец, где победоносное завершение? «Черные тюльпаны» по зловещему расписанию летят и летят из Афгана в Союз, в Россию, на мою родину. Мой дед отдал за нее жизнь в Великую Отечественную… За что отдают жизни наши солдаты теперь? Я не знаю…

* * *

Со мной происходит что-то невероятное. С некоторых пор я стала видеть себя на перекрестии оптического прицела моей снайперской винтовки. Видела несколько раз, наблюдая за моджахедами, выслеживая их из укрытия.


Рекомендуем почитать
Беги и помни

Весной 2017-го Дмитрий Волошин пробежал 230 км в пустыне Сахара в ходе экстремального марафона Marathon Des Sables. Впечатления от подготовки, пустыни и атмосферы соревнования, он перенес на бумагу. Как оказалось, пустыня – прекрасный способ переосмыслить накопленный жизненный опыт. В этой книге вы узнаете, как пробежать 230 км в пустыне Сахара, чем можно рассмешить бедуинов, какой вкус у последнего глотка воды, могут ли носки стоять, почему нельзя есть жуков и какими стежками лучше зашивать мозоль.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.