На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД - [55]

2. Этот представленный по требованию следствия отзыв Николая Васильевича Лесючевского (1907–1978) – кстати, будущего директора издательства «Советский писатель» – был не чем иным, как компиляцией статьи Е.Ф. Усиевич «Под маской юродства» («Литературный критик», № 4, 1933 год). Полный текст этого отзыва можно прочесть в «Литературной России» (№ 10,10 марта 1989 года).

3. То, о чем говорилось в кабинете следователя, восстанавливается по протоколам допроса и воспоминаниям поэта.

4. В 1937–1938 годах в Ленинградском НКВД «физическое воздействие» на арестованных действительно применялось, но только с разрешения начальника Ленинградского управления НКВД М.И. Литвина и его заместителей А.М. Хатеневера и Н.Е. Шапиро-Дайховского. Впрочем, эти разрешения они давали охотно, без заминки и сами чуть ли не ежедневно призывали подчиненных добиваться нужных показаний «любыми средствами и методами».

5. В следственном деле Н.А. Заболоцкого находится единственный протокол допроса от 19 марта 1938 года, в котором арестованный поэт категорически отрицает предъявленные ему обвинения и отказывается давать какие-либо лживые показания на своих товарищей по литературному цеху. Подлинность этого протокола подтверждается и воспоминаниями поэта, который даже «в минуты смертельного изнеможения» не позволял себе клеветы в адрес друзей.

Между тем спустя семь лет после публикации очерка «Великая душа» в январском номере журнала «Звезда» за 1996 год появилась статья литератора Э.М. Шнейдермана, посвященная анализу следственного дела Б.К. Лившица. В данной публикации исследователь назвал упомянутый протокол допроса Заболоцкого «фальсифицированным» (с. 85), тем самым поставив под сомнение мужество и стойкость поэта во время чекистского следствия.

6. В 2004 году в августовской книжке журнала «Звезда» литератор Э.М. Шнейдерман опубликовал исполненный лжи и очернительства материал об авторе данного очерка, в котором, в частности, заявил, что полтора десятка лет назад Е. Лукин «написал несколько статей – о пребывании под следствием Н. Олейникова и Н. Заболоцкого, – где вывел, что вина в осуждении обоих лежит вовсе не на следователях-садистах, но на одной из их жертв – на расстрелянном вскоре Бенедикте Лившице». О справедливости данного утверждения читатель может судить сам.

Опираясь на лживые утверждения Э.М. Шнейдермана, в 2015 году составитель и редактор энциклопедического словаря «Литературный Санкт-Петербург. XX век» профессор О.В. Богданова поместила в статье, посвященной автору этих строк, следующий пассаж:

«Среди прочих неоднозначных откликов – статья Э. Шнейдермана “Бенедикт Лившиц: арест, следствие, расстрел”, в которой исследователь (и поэт) ставил под сомнение выводы Лукина относительно дела Заболоцкого и высказывал убедительные сомнения в справедливости инвектив Лукина в адрес Б. Лившица и Е. Тагер».

О справедливости этих гневных обвинений (инвектив) в адрес автора этих строк читатель также может судить сам.

Николай Заболоцкий: «Я нашел в себе силу остаться в живых» Журнал «Аврора», № 8,1990 год

19 марта 1943 года истек пятилетний срок заключения, к которому был несправедливо приговорен поэт Николай Алексеевич Заболоцкий Особым Совещанием при НКВД СССР. Но в порядке директивы № 185 он был задержан, как и другие отбывшие наказание, в лагере до окончания войны. Вскоре его перевели по этапу из Комсомольска-на-Амуре в алтайское село Михайловское, расположенное в сотне верст от станции Кулунда Омской железной дороги.

«После Комсомольска длинное и ясное здешнее лето радует меня. Каждый день я проделываю километров девять пешком – по дороге на работу и обратно – и наблюдаю природу…»

Не сразу душа приходила в равновесие от перенесенных волнений и тревог, но то «внутреннее огрубление», которое поэт еще недавно чувствовал, постепенно исчезало. В письмах к жене появились первые приметы этого воскрешения:

«Здесь установилась настоящая русская зима. Она мягче и солнечнее, чем в Комсомольске, много снега, и мне доставляет удовольствие ходить на работу по настоящему сосновому перелеску, занесенному снегом».

Тогда, наверно, вновь после стольких лет заключения он стал поэтически осмысливать окружающий мир. Мысли еще роились, беспорядочно бродили. «Как козы без пастуха», – с горькой иронией замечал поэт.

Выписка из протокола Особого совещания, постановившего заключить Заболоцкого НА. на пять лет в исправительный трудовой лагерь

Тягостные размышления о случившейся с ним беде не покидали Заболоцкого: за что он осужден? Кто виноват в этом? Но он продолжал верить в конечное торжество справедливости. 17 февраля 1944 года Николай Алексеевич написал очередное заявление в Москву.

О, это было уже не обычное заявление, в котором Заболоцкий просил разобраться в преступных ошибках следствия и освободить его: таких безответных бумаг он написал с десяток за время своего заключения. Это был трагический документ эпохи, исполненный мужества и человеческого достоинства. Это был живой голос, громко звучавший «из бездны небытия». «Я нашел в себе силу остаться в живых, – говорил поэт тем, кто отправил его умирать. – … Я заслужил право на внимание».