На палачах крови нет - [6]
В Ленинграде для убыстренного рассмотрения дел арестованных назначалась внесудебная тройка в составе: начальник Ленинградского УНКВД Заковский (Штубис), секретарь обкома ВКП(б) Смородин, прокурор Позерн. Непосредственное руководство геноцидом возлагалось на первого заместителя Заковского — Натана Шапиро-Дайховского. Первоначальный «лимит» определялся: 4 тысячи человек — на расстрел, 8 тысяч — в концлагеря. «Операция» была расписана до малейших деталей. О ее ходе Москва информировалась каждые пять дней… И бесчеловечная машина террора заработала.
Перельмутру приказ этот был как манна небесная. К тому времени он уже ленинградскую контрразведку возглавил. Прочитав ежовскую директиву, тут же предложил организовать «социалистическое соревнование» и составить «встречный план»: нам приказали тысячу арестовать, а мы арестуем полторы. И грозно спрашивал у входящего в кабинет чекиста: «Сколько постановлений на арест вы принесли?» Тот мнется: двадцать… Перель-мутр в крик: «Никуда не годится. Вам минимальный лимит — 100»(6).
Рабочий Никашкин из Красной армии пришел — не успел на орудийный завод устроиться, как за решеткой оказался. Измордовали его по-страшному: это ты в пушки песок подсыпал? Никашкин родной матерью клянется, что нет. В конце концов выяснилось: подсыпал кто-то другой, и Никашкина освобождать надобно. А Перельмутр ни в в какую не соглашается: брака в работе не допущу, цифирь уменьшать тем паче — расстрелять диверсанта Никашкина!
Если уж бывший красноармеец ломаного гроша не стоил, то что говорить о бывших белогвардейцах? Их наш герой особо не любил, считал: раз бывший русский офицер — значит, патриот, а раз патриот — значит, «фашист». Уничтожать их надо беспощадно, и не поодиночке — всех сразу, скопом. Раздобыл в городском военкомате списки русского офицерства, у себя в столе порылся — отыскал кой-какие фашистские листовки. И послал надежных подручных на обыск к инженеру Филимонову, который в гражданскую войну работал в Омских авиамастерских у Колчака. Ясное дело, что подручные нашли эти листовки у бывшего колчаковца в платяном шкафу: попался, фашист!
А вскоре по Питеру победный звон-перезвон раздался: вскрыта и обезврежена целая «Русская фашистская партия», состоявшая из недобитых ублюдков-золотопогонников.
Перельмутр был на седьмом небе: сталинский нарком Ежов самолично возблагодарил его за усердие в борьбе с «врагами народа» — назначил начальником Управления НКВД в Амурскую область. Трепещите оставшиеся в живых!
Еще по дороге в Сибирь затеял чертяка утопить Благовещенск в казачьей крови. Приехал, сразу же подчиненным убойную цифру назвал: десять тысяч трупов — не меньше! Сам вооружился ремнем — ходил по кабинетам, хлестал допрашиваемых почем зря. Заодно обучал неумех премудростям палаческого ремесла: «Спички у арестованного есть в кармане, дома есть керосин — значит, диверсант». Или: «Пиши ему, что он имел задание организовать шторм в Тихом океане, все равно эти протоколы никто читать не будет».
Казаки сходу соглашались подписать любую дурь: о зверских побоях уже наслышались в камерах.
А Перельмутр зверел с каждым днем: мало ему крови, мало — еще подавай! А когда ворвались к нему в кабинет чекисты и обраслетили запястья наручниками, никак не мог понять, что случилось: вы-таки взбесились, да? Ему: сам взбесился, черт проклятый!
Заметался по камере Перельмутр, зацарапал стены ногтями, стал кричать надзирателю: «что, говорит, вы хотите меня расстрелять, давайте, говорит, мне бумаги, чернил и ручку, я буду писать, обо мне знает, говорит, все прокурор, дайте, говорит, мне сюда следователя Веселова, я сейчас всему ему расскажу»(7).
Как пришел следовать Веселов — пустил Яков Ефимович слезу, чуть ли не на коленях ползал, вымаливал пощаду. Унижался, хитрил, изворачивался. Не помогло: слишком много крови пролил он за свою страшную бесовскую жизнь.
На суде стоял будто каменный. Говорил каким-то глухим, загробным голосом: «Нет, я ранее был Перельмутром Яковом Ефимовичем, а теперь я уже Шелест Николай Александрович… У меня сейчас нет лет. Шелестом я стал с того момента, как прошел через кровопуск. Фамилия моего отца Перельмутр. Я родился в Чуднове. По национальности еврей. До ареста, очень давно, когда-то я работал начальником УНКВД в Благовещенске. У меня нет родных… Карпенко я знал по работе в Ленинграде. Фамилию Шелест не я изменил, а злые духи, которые мне сказали, что ты уже не Перельмутр, а Шелест, вот я теперь и Шелест. Меня уже судили один раз и приговорили к расстрелу. Меня расстреляли, я уже прошел через кровопуск, и я теперь нахожусь перед Страшным судом, и не на земле, а на втором этаже»(8)…
Согласно казенной бумаге, его расстреляли 17 марта 1940 года. А может, в действительности расстреляли не его, Перель-мутра, а Шелеста? Может, жив-здоров Яков Ефимович, числится под другим именем-отчеством, ходит на службу, брызжит слюной на митингах, скандируя: «Долой!»?
И чудится: белой ночью идет-бредет по Петербургу чудище Перельмутрище, таится в пролетах арок, шарахается от резкого фарного огня, идет-бредет по Лиговке мимо Перцова дома, где когда-то жил, по Литейному, где когда-то работал…
Уникальную книгу петербургского писателя Евгения Валентиновича Лукина «На палачах крови нет» составили биографические очерки о чекистах – организаторах массовых репрессий в Ленинграде и Ленинградской области в 1937–1938 годах. Очерки написаны на основе совершенно секретных материалов из архивов Федеральной службы безопасности России. Первое издание этой книги, опубликованное малым тиражом четверть века тому назад, давно стало библиографической редкостью. Настоящее издание дополнено авторскими статьями на данную тематику.
Евгений Лукин — лауреат премии журнала «Нева» за повесть «Танки на Москву» (В 2010 г. повесть вышла в сборнике «Три слова о войне» изд-ва «Скифия»). Повесть отображает чеченскую кампанию без громких слов и морализаторства. Столкновение со смертью — как проверка человечности…Книга адресована широкому кругу читателей.
«На чем стоит Петербург? На болоте? Нет, Петербург стоит на зыбком смешении камня и мысли…» — размышляет герой загадочной и философской «петербургской поэмы» Евгения Лукина. Новый роман «По небу полуночи ангел летел» — это тонкая интеллектуальная проза, построенная на полутонах, написанная акварельно и зыбко, и героев романа мы видим словно бы сквозь туман хмурого питерского утра. В эту прозу надо вглядываться и вчитываться, ее символика нуждается в расшифровке. Действие романа разворачивается на фоне подготовки 300-летия Санкт-Петербурга.
Инадзе Нитобэ родился в знаменитой самурайской семье в префектуре Мариока, но не смотря на это всегда был близок к западной культуре. «Я начал писать статью о Бусидо, в которой хочу показать, что в этих Заповедях Рыцарства раскрывается сущность японского характера и содержится ключ к пониманию морального духа японцев», – пишет к Уильяму Гриффису, автору многих книг о Японии, Инадзе Нитобэ. С началом русско-японской войны дополненное издание книги стало бестселлером и присвоило Нитобэ статус «публициста, выступающего от имени Японии» – культурного посредника между Японией и Западом. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В книге российского историка Булатова Ю. А. исследуется механизм взаимодействия институтов дипломатии и разведки СССР на афганском направлении в годы Второй мировой войны. В работе освещаются совместные мероприятия сотрудников НКИД СССР и легальной резидентуры НКГБ СССР в составе советского посольства в Афганистане по разоблачению агрессивных замыслов III рейха в регионе. Автор также описывает сотрудничество внешнеполитических ведомств и спецслужб СССР и Великобритании в целях пресечения происков фашистской Германии в Афганистане, анализирует «трудные вопросы» союзнических отношений, раскрывая особенности переговорного процесса стран антигитлеровской коалиции, в том числе договоренностей, достигнутых по афганской теме. Архивные материалы МИД РФ и рассекреченные документы внешней разведки РФ, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, позволили определить проведенное исследование как документальную повесть-хронику афганских событий 1939–1945 гг. Книга предназначена для специалистов-международников и востоковедов, а также для широкого круга читателей, интересующихся вопросами истории советской внешней политики, дипломатической службы и внешней разведки СССР. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Книга Алексея Казакова посвящена тайным операциям, в которых главные роли достались служителям муз — актерам, писателям, художникам… Двойную жизнь, как со временем стало ясно, вели Сомерсет Моэм и Грета Гарбо. Сотрудничал с НКВД Эрнест Хемингуэй. На советскую разведку работал оказавшийся в эмиграции импрессионист Николай Глущенко, дававший уроки начинающему художнику Адольфу Гитлеру. Советским агентом «Илоной» была знаменитая немецкая актриса и любовница Геббельса Марика Рёкк. Тринадцать лет под чужой личиной провела в Японии когда-то артистка «Узбекфильма», а потом майор КГБ Ирина Алимова.
Рихард Зорге — одна из самых романтических фигур в мире разведки. Яркий пассионарий, красавец, любитель вина и женщин, он стал одним из прототипов Джеймса Бонда. Вообще легенд о нем ходит куда больше, чем известно конкретных данных. Говорят, что именно он из далекой Японии первым сообщил в Москву о дате нападения на СССР, о составе и количестве нацистских сил, обрисовал общую схему военного плана вермахта. Правда это или нет? Кто он на самом деле? Незаурядный разведчик или обычный резидент? Человек, незаслуженно отмеченный Хрущевым, или действительно имеющий исключительные заслуги перед Отечеством? Советский патриот или двойной агент? На чью разведку он работал? Имел ли отношение к антисталинским заговорам? Почему в СССР узнали о Рихарде Зорге только в 1964 году и почему о нем вообще узнали?
Фигура Штирлица — собирательный образ. Юлиан Семенов соединил в нем черты разных советских разведчиков. Но кто из них, подобно Штирлицу, действовал в самом логове врага, Главном управлении имперской безопасности? Как складывалась карьера главного противника Штирлица — начальника гестапо Генриха Мюллера? Какими были взаимоотношения между отдельными руководителями Третьего Рейха? Какими были события и исторический фон, отразившиеся в романе и кинофильме «Семнадцать мгновений весны»? Ответы на эти и другие вопросы дает новая работа известного писателя-историка Валерия Шамбарова.
Гитлеровская империя насилия была скована кровью и страхом. Каждый шаг жителя Третьего рейха, каждый его вздох контролировался РСХА — одной из величайших спецслужб в истории. РСХА вмешивалось в экономику, в частную жизнь, в военные дела, беспрекословно подчиняясь фюреру. Но так ли уж беспрекословно и кто от кого зависел в большей степени? Вы держите в руках первое исследование отношений Гитлера и его спецслужб на русском языке. Автор, используя недоступные ранее материалы, показывает всю изнанку мифов о спецслужбах «тысячелетнего рейха», созданных как самим нацистами, так и их противниками.