На острове Буяне - [36]
А третья-то любовь – она ведь кургузенькая совсем. И не летает она, а так – суетится, как куропатка в некосях. Жалельная она, третья-то любовь, тусклая… Что же, и такое счастье себе забирать, выходит, нельзя? То счастье случайное, поспешное, которое плохо лежит?..
Бронислава ждала ответа насторожённо и долго, пока не устала слушать глухую комнатную тишину, в которой летали только, оторвавшись от её мыслей, самые последние, подуманные вслух, слова: «Плохо… Плохо… Плохо… Лежит…»
Она оглянулась на Кешу. Тот спал, словно в обмороке, с широко разинутым ртом.
– У того глаза не закрывались, а у этого… – вздохнула она, сравнив мужей невольно. – Вот и нового, городского излупила. Интеллигентного отколошматила. Не удержалася… Эх, жизнь!
Распахнув дверь, она подождала, пока морозный воздух, пробежав по дому, не выветрил чужие запахи, неприметно обосновавшиеся в жилище. Были они бесприютные, вокзальные, порченые… Но скоро вымелись без следа. И от свежести уличной в голове у Брониславы наступила полная бодрая ясность.
– …А ведь талант-то какой! – решительно и громко подумала она про Кешу.
Пошарив под клеёнкой, Бронислава вытащила помятую, но расправленную бумажку, исписанную прыгающим Кешиным почерком, которую берегла и хранила для себя. Буковки были пузатые, полупечатные, и каждая стояла врозь, как сирота.
медленным полушёпотом прочитала она в который раз.
– Складно как… – снова поразилась Бронислава. – Разве же я ему пара? У меня и говорить-то по его не получается… Ох, разве ему такая нужна?!
Кеша слабо всхлипывал во сне и изредка дёргал ногами в городских рябых носках.
– Лысеет. Вон, волосёнки-то, как прополотые. А всё тычется кругом без толку, – раскачивалась и пришёптывала Бронислава, поёживаясь от холода в доме. – Как ему одному жить? Старится уже… Это по молодости хорошо – скакать туда, сюда. А теперь… Пропадёт ведь без меня. Сгинет он со свету!
Кеша что-то быстро, невнятно сказал, взмахивая руками. Куртка мягко шлёпнулась на пол.
– Дожился. И одеть-то его по-людски некому. Так весь век, неухоженный, проходит. И холодный, и голодный…
Бронислава смотрела на упавшую куртку, часто утирая кухонным полотенцем выступающие слёзы:
– Нету у него приюта в жизни – и в душе уюта нет. И зацепиться ему не за что… Вот и несёт его по свету, несёт: Россия – она ведь вон какая… Просторная, без конца – без края. Как раскатишься по ней, так уж и не остановишься… И вот, катится он по разным местам, как кубарик… То там его стукнут, то там. И всё – разные люди кругом, всё – разные… Другие, новые… Да как тут не пить, с бесприютной-то душой? На сквозняках-то на широких – на широченных-то? Ох, батюшки-светы, батюшки-светы…
Бронислава вздохнула, открыла старый шифоньер, порылась в тряпье, сложенном как попало. Наконец вытащила огромный, добротный полушубок Кочкина. Моль совсем не тронула рыжего меха внутри – Бронислава догадалась засунуть в карманы узелки с нафталином.
– Перекрою, пускай носит, – бормотала она, размечая сухим обмылком, где надо распороть и срезать.
Вдруг обмылок замер в её руке, на весу.
– А Витюшка с Ксенечкой если поженятся? Внуки-то в кого уродятся?
«Вот! В меня да в Макарушку», – с робостью поняла она, стоя на коленях.
И покраснела густо, до гула в ушах:
– Ты погляди, как чудно на свете устроено…
Бронислава раскачивалась, улыбалась сквозь горячие, стыдливые слёзы, пришёптывала:
– Внуки-то в нас ведь, в меня да в Макарушку, уродятся! Всё равно – в нас с ним!.. И муж у меня свой есть: не плохой он, не злой. Обтешется маленько – и ничего. Дурной-то гонор в Буяне быстро собъётся!.. И все, все рядом будем… Как жить-то хорошо…
Но строгий взгляд с тёмной иконы достиг её сквозь кружева. И Бронислава, спохватившись, оробела.
– …А, если и в фельдшерицу уродятся! – согласно махнула она рукой и поскорей отёрла лицо с покорностью. – Ничего, ничего. Я стерплю, не облезу я! Ничего… Ещё красивше тогда будут. Детки. Что ж теперь!..
И соглашалась – то ли сама с собою, то ли с кем ещё, всхлипывая легко и радостно:
– Ладно. Всё ладно на свете!.. А мы вот и не понимаем сразу. После время разве что. Всё злимся кого-то. Дерёмся. Зачем?.. Ох, и чудные же мы у Господа нашего! Чудные-чудные, не знаю какие прям.
[[[* * *]]]
В сенях стукнуло, хлопнула дверь, по полу прошла, клубясь, волна холода. Вошёл зять Антон и стал смотреть, как Бронислава ползает на четвереньках вокруг полушубка.
– А Нина где? – спросила Бронислава, не поднимая головы.
– Идёт. В погребе она. За банками полезла.
– Вот, думаю, перекрою! – показала Бронислава на полушубок. – А то вас с Витьком после отца донашивать не больно-то заставишь. Вам ведь новое одно подавай. А старое-то – не больно.
– Да ты и не предлагала. Полушубок этот, – без удивления сказал Антон. – Ни мне, ни Витьку. В простынку с нафталином замотала – и спрятала сразу.
– Нечего было и предлагать! А то я вас не знаю…
Клубы холода снова прошли по полу.
– Корове сена давала? – недовольно спросила Нина с порога. И поставила в холодильник трёхлитровую банку с солёным сырым мясом, уложенным под металлической крышкой ровными розовыми кусками.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
"Спящие от печали" - это повесть о жизни в небольшом азиатском селении Столбцы. Повесть буквально сплетена из снов его обитателей, где они переживают вновь и вновь свои неудачи, утраты, страхи. Само место - тоже, словно порождение сна: "Эта негодная местность считалась у тюрков Воротами ветра, а ветры зарождаются и вертятся духами опасными, непонятными". Здесь "в азиатской России, русской Азии" словно затаилась сама жизнь "в темноте, обступившей … со всех сторон", здесь "затаилось будущее". Спящих, несомненно, ждет пробуждение - его предвестником становится странствующий монах Порфирий, чье появление в Столбцах приносит покой их жителям.
Вера Галактионова обладает и истинно женской, сердечной наблюдательностью, и философским осмыслением, и выразительной, мускулистой силой письма, и оттого по особенному интересно и неожиданно раскрываются в её произведениях злободневные и вечные темы — в жизненных ситуациях, где сталкиваются грубое и утонченное, низменное и возвышенное.
Роман выходил в журнале «Москва» в сокращённой, журнальной версии. В полном варианте публикуется впервые.
Бабушка учит внучек-комсомолок полезным житейским премудростям — как порчи избежать, как колдуна от дома отвадить, как при встрече с бесом не испугаться...
Что может быть хуже, чем быть 39-летней одинокой женщиной? Это быть 39-летней РАЗВЕДЕННОЙ женщиной… Настоящая фанатка постоянного личного роста, рассчитывающая всегда только на себя, Дейзи Доули… разводится! Брак, который был спасением от тоски любовных переживаний, от контактов с надоевшими друзьями-неудачниками, от одиноких субботних ночей, внезапно лопнул. Добро пожаловать, Дейзи, в Мир ожидания и обретения новой любви! Книга Анны Пастернак — блистательное продолжение популярнейших «Дневник Бриджит Джонс» и «Секс в большом городе».
Знакомьтесь, Рик Гутьеррес по прозвищу Кошачий король. У него есть свой канал на youtube, где он выкладывает смешные видео с котиками. В день шестнадцатилетия Рика бросает девушка, и он вдруг понимает, что в реальной жизни он вовсе не король, а самый обыкновенный парень, который не любит покидать свою комнату и обожает сериалы и видеоигры. Рик решает во что бы то ни стало изменить свою жизнь и записывается на уроки сальсы. Где встречает очаровательную пуэрториканку Ану и влюбляется по уши. Рик приглашает ее отправиться на Кубу, чтобы поучиться танцевать сальсу и поучаствовать в конкурсе.
Книга современного итальянского писателя Роберто Котронео (род. в 1961 г.) «Presto con fuoco» вышла в свет в 1995 г. и по праву была признана в Италии бестселлером года. За занимательным сюжетом с почти детективными ситуациями, за интересными и выразительными характеристиками действующих лиц, среди которых Фридерик Шопен, Жорж Санд, Эжен Делакруа, Артур Рубинштейн, Глен Гульд, встает тема непростых взаимоотношений художника с миром и великого одиночества гения.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.