На основании статьи… - [13]
Если бы можно было просто с облегчением прикрыть глаза и, еще почти осязаемо, вполне отличая сон от яви, тихо-тихо начать куда-то уплывать — без малейшего смятения и ужаса, отчетливо понимая, что Оттуда ты можешь и не вернуться… Ах, если бы все это когда-нибудь произошло именно так! Благостно, с хорошим запахом и тихой музыкой старинного романса голосом Нани Брегвадзе…
И уж, конечно, без этого — унизительного:
— Герр Теплов, у вас есть зубные протезы?
— Да.
— Пожалуйста, снимите их и положите вот в эту салфеточку.
О боже!.. Да Кирилл Петрович даже дома по утрам, когда чистил зубы, закрывался в ванной комнате на задвижку. Чтобы Зойка не смогла увидеть его с провалившимся ртом… Так он этого стеснялся!
А тут, перед посторонними людьми?!.
«Знаете ли вы украинскую ночь?..»
«Тьфу, черт!.. Да при чем здесь это?!. Прямо мозги враскорячку… — беззвучно и слабо сердился Кирилл Петрович сквозь наркотическое погружение в мягкий сон. — А говорили, что анестезия будет очень поверхностная. Дескать, ощущений никаких, я просто задремлю, а звуки почти все буду слышать. Но почему же я слышу только то, что было тогда — в шестьдесят третьем… Или в шестьдесят втором?.. Рафик!.. Алимханов, где ты?.. О, ч-ч-черт… Он же в камере! Как — в камере?!. Да что же это со мной, мать вашу в душу! Зоя! Зойка-а-а! Что со мной?..»
…Начальство тогда выделило следственной группе Кости Степанова комнату на третьем этаже Большого дома.
Комната была большой, светлой, с высокими потолками. Спустя несколько лет, во времена парада пятиэтажных панельных хрущевок, такие потолки стали называть «сталинскими». Две массивные двери с промежуточным тамбуром, огромный сейф и четыре канцелярских письменных стола с овальными жестяными инвентарными номерами, прибитыми на самых видных местах. Три стола — для следственной бригады, четвертый поставили специально для Теплова.
Следствие длилось уже около месяца, все сидельцы внутренней тюрьмы и свидетели, привлекавшиеся по этому делу, своих «гражданинов начальников» хорошо знали в лицо, и нужно было им как-то объяснить появление четвертого, незнакомого им человека в этой комнате.
Ни в коем случае нельзя было дать понять, что Теплов журналист! Чтобы за толстыми стенами Большого дома никто не смог оказать на него даже малейшего давления.
— Своих не подставляют, — помнится, сказал тогда Николай Иванович.
И в большинстве случаев в то время это было действительно так…
Решили назвать Кирилла Петровича Теплова «проверяющим следствие», специально приехавшим для этого из Москвы. И при любом арестованном, выдернутом из камеры на допрос, или свидетеле, вызванном по повестке, на любой очной ставке обращаться к Теплову уважительно и только лишь по имени-отчеству. Ну, а когда в комнате оставались только свои, тогда — как хочешь, так и называй…
— Знаешь ли ты, наш любезный, временно прикомандированный друг — товарищ Кира, что любая рублевая чайная чашечка или блюдечко с золотой каемочкой из обычной посудной лавки расписаны самым настоящим золотом? Правда, в этой каемочке реального золота всего лишь ноль целых, хер десятых или сотых грамма, однако… — спросил тогдашнего Теплова тогдашний оперативный уполномоченный уголовного розыска капитан милиции Леха Петраков.
Он стоял у своего стола, упираясь тощим задом в древний стальной сейф конца девятнадцатого века легендарной фирмы «Мюллер».
Когда-то эти сейфы тяжкой поступью прошли долгий и славный исторический путь. От дореволюционной Санкт-Петербургской сыскной полиции до Комитета государственной безопасности, включая все промежуточные советские спецслужбы. А уже оттуда, списанные, попали в нашу родную милицейскую «уголовку».
В шестьдесят третьем (Теплов хорошо помнил) в этом сейфе хранились вещественные доказательства, «проходившие» по делу следственной группы Кости Степанова, к которой по заданию редакции и примкнул на время член Союза журналистов тридцатидвухлетний Кирилл Петрович Теплов.
А в сейфе — золото, платина… Во всех видах — россыпью, самородками, в прекрасных и безвкусных изделиях, в беспощадно сплющенном «ломе». Моток платиновой проволоки толщиной в два с половиной квадрата, весом килограмма на полтора и стоимостью в какую-то феерическую, неслыханную по тем временам сумму!.. Но еще дороже платины стоила обычная большая узбекская пиала для супа-лагмана, доверху заполненная бриллиантами разной величины, кем-то вылущенными из драгоценных оправ. Для более удобной транспортировки за бугор. А еще в сейфе валялись большие слесарные «кусачки».
Там же лежало табельное оружие Лехи и Ивана Николаевича Зайцева и несколько толстеньких папок с документами и еще не обработанными матерьялами допросов, обысков, рапортов о задержаниях и полуграмотными доносами от целого штата «добровольных» информаторов.
Хранились там и штук пятнадцать «золотых» десятирублевиков образца 1893 года, безукоризненно и собственноручно изготовленные Рафиком-мотоциклистом. Рифкатом Шаяхметовичем Алимхановым.
Одну ногу капитан Леха Петраков поставил на стул, подстелив под промокший стоптанный ботинок старую, потемневшую от влаги газету, и, согнувшись в три погибели, большими ножницами стал неторопливо и аккуратно подстригать и подравнивать размихрютившиеся и промокшие обшлага своих добротно выношенных «гражданских» брюк…
Роман В. Кунина «Кыся» написан в оригинальной манере рассказа — исповеди обыкновенного питерского кота, попавшего в вынужденную эмиграцию. Произведение написано динамично, смешно, остро, полно жизненных реалий и характеров.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами — подлинная КЛАССИКА отечественного «диссидентского юмора». Книга, над которой хохотали — и будут хохотать — миллионы российских читателей, снова и снова не устающих наслаждаться «одиссеей» Иванова и Рабиновича, купивших по дешевке «исторически ценное» антикварное суденышко и отправившихся па нем в «далекую и загадочную» Хайфу. Где она, эта самая Хайфа, и что она вообще такое?! Пожалуй, не важно это не только для Иванова и Рабиновича, но и для нас — покоренных полетом иронического воображения Владимира Кунина!
Война — и дети...Пусть прошедшие огонь и воду беспризорники, пусть уличные озлобленные волчата, но — дети!Или — мальчишки, которые были детьми... пока не попали в школу горноальпийских диверсантов.Здесь из волчат готовят профессиональных убийц. Здесь очень непросто выжить... а выжившие скорее всего погибнут на первом же задании...А если — не погибнут?Это — правда о войне. Правда страшная и шокирующая.Сильная и жесткая книга талантливого автора.
Мудрая, тонкая история о шоферах-дальнобойщиках, мужественных людях, знающих, что такое смертельная опасность и настоящая дружба.
Продолжение полюбившейся читателю истории про кота Мартына.. Итак: вот уже полтора месяца я - мюнхенский КБОМЖ. Как говорится - Кот Без Определенного Места Жительства. Когда-то Шура Плоткин писал статью о наших Петербургских БОМЖах для "Часа пик", мотался по притонам, свалкам, чердакам, подвалам, заброшенным канализационным люкам, пил водку с этими несчастными полуЛюдьми, разговоры с ними разговаривал. А потом, провонявший черт знает чем, приходил домой, ложился в горячую ванну, отмокал, и рассказывал мне разные жуткие истории про этих бедных типов, каждый раз приговаривая: - Нет! Это возможно только у нас! Вот на Западе...
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.