На небо сразу не попасть - [24]

25 декабря

Сегодня даже немцы празднуют. В столовой стоит большая ёлка, а под ёлкой много бутылок водки и вина. Немцы обжираются мясом и сырами и каждые несколько минут выбрасывают во двор пустые бутылки. Николай смог уже продать и свою, и мою части. Посоветовал мне, чтобы не ходил на кухню, пока не выяснится, заметили немцы что-то или нет. Николай живёт у своей сестры, к которой ходит украинский полицейский. Поскольку тот полицейский видел блоки масла, то Николай сказал ему, откуда они взялись.

Полицейский посоветовал как можно скорее продать блоки и не оставлять в квартире следов. Целый день мы ходили по городу и через окна квартир смотрели на рождественские ёлки.

На площади Сольских[74] батьяры избили пьяных немцев, которые обидели девушек. Сразу после этого приехала украинская полиция, но площадь была уже пустой.

Несмотря на то, что вокруг беда и голод, люди заключают браки. Сегодня в костёле Св. Анны состоялось несколько бракосочетаний, даже немцы приостанавливались и удивлялись, когда из костёла выходили дамы, одетые в белое, и господа в костюмах. Тут же возле костёла есть прокат брачных одежд, и владелец этого дела неплохо зарабатывает.

27 декабря

Николай беспокоится, как будто чего-то боится. Всё так же не позволяет мне ходить на вокзал. Сам пошёл, а по возвращении сказал мне, что дела плохи. Немцы нашли тело баншуца и заметили нехватку блоков масла. Более того, тогда же, когда мы уже отошли от путей, кто-то забрал автомат баншуца. Немцы считают, что это была работа одних и тех же людей.

Николай говорит, что, несмотря на это, нужно пойти на вокзал, чтобы на нас не пало подозрение немцев. Мы с Николаем договорились, что и как должны говорить, если к нам прицепятся. Завтра пойдём на работу на вторую смену, причём должны говорить, что 24 декабря в полдень мы попрощались и с тех пор друг друга не видели. Николай на всякий случай рассказал об этом деле полицейскому, который уже является женихом его сестры. Полицейский советовал, чтобы мы ни в чём не признавались, так как немцы не могут знать, кто это сделал. Разве что кто-то видел и донёс.

30 декабря

Чувствовал опасность, грозящую со стороны украинцев — работников DRK, но должен был вчера прийти на вокзал, чтобы узнать, что там слышно. Обратил внимание, что в тот момент, когда я открыл двери котельной, высокий Янек тут же куда-то вышел. Я сообразил, что Янек мог пойти уведомить немцев. Я вышел из будки и старался как можно скорее уйти с территории DRK. Но не успел дойти до ограды, как немцы перегородили мне путь, а другие зашли сзади. Жандармы завели меня в дом, где управлял комендант Frontleitstelle.

Жандарм с бляхой на шее наклонился и сказал что-то коменданту, а тот встал и ударил меня по лицу. После этого комендант уселся и приказал мне рассказать о том, что мы делали на складе DRK и с кем. Я сообщил ему лишь своё имя и добавил, что о деле ничего не знаю. Комендант меня уже больше не бил, а жандарм сковал мне руки и завёз в войсковую тюрьму на Замарстынове. Тюрьма эта принадлежит Вермахту, и тут держат только немецких военных или солдат союзнических армий. Охранники носят форму Вермахта и регулярно передают передачи.

Сегодня меня привезли на допрос в комендатуру жандармерии на улице Баторого. Допрашивал меня седой уже, высокий полковник. Сказал мне через переводчика, что если не скажу правды, будут меня бить так, что кожа отвалится от костей.

Создалось впечатление, что мой переводчик немного по-своему переводит офицеру следствия то, что я говорю.

1943 -В ПРЕДДВЕРИИ КАЗНИ

3 января

Три раза был на следствии. Каждый раз всё начиналось одним и тем же и одинаково заканчивалось. Переводчик во время дознания бьёт меня по рукам.

4 января

Посадили меня в машину и повезли в быцирк на Казимировскую. Немногое тут изменилось на протяжении последних трёх месяцев. Начальник тюрьмы узнал меня и поприветствовал, как хорошего знакомого. Когда конвоирующий жандарм показал ему бумаги, начальник скривился. Сам проследил за формальностями, связанными с принятием, а когда меня отвели в камеру, сказал, что в этот раз мне не удастся покинуть тюрьму через главный вход.

Меня уже не впустили в камеру номер 18, в малолетку. Посадили меня в партере, в камеру номер 3- Это камера рецидивистов и заключённых, приговорённых к смерти. В камере меня приняли сердечно. Я там самый младший заключённый, и комендант камеры, Яся Жежник, обещал мне, что никогда в этой камере не буду пухнуть с голоду.

7 января

В камере сидит Ясь Папинко, который со мной ходил в одну школу. Ясь на четыре года старше меня. Год назад он около своего дома из револьвера убил двух жандармов, но немцы до сих пор его не пустили в расход. Ясь говорит, что, если просидит 13 месяцев, значит, его не шлёпнут, а отошлют в лагерь или освободят. Семья Яся пихает золото и доллары гестаповцам на Пелчинской, и поэтому Гестапо задерживает расстрел.

Ясь уже старый и любимый другими заключёнными. Кроме того, он сильный, а его родители пользуются уважением всей голытьбы Клепарова. Яся защищает меня и блюдёт мои интересы в камере. Сокамерникам рассказывал о благородном происхождении моей мамы и о военной службе отца.