На нашей ферме - [53]

— Дэн, Дэн! — радостно приговаривали ребята, спеша вслед за Дейвом.

Да, это действительно был Дэн. Тот самый прежний Дэн, которого отец дважды выгонял из дому. Только теперь он выглядел постарше, и вид у него был еще более обшарпанный, никчемный и жалкий.

Дэн с жаром стиснул руку Дейва, но разобрать, где Билл и где Джо, не смог. Дейву пришлось заново «познакомить» братьев. Билл сиял от счастья. Он явно гордился Дэном. Столько слышал о нем, так часто думал: увидит ли его когда-нибудь? И вот теперь пропавший брат вдруг оказался перед ним! Пока Дэн вкратце живописал события, происшедшие с ним за четырнадцать лет разлуки, Билл разглядывал со всех сторон эту бесшабашную личность в потрепанной, засаленной одежонке.

Мы не успели и дух перевести, как Дэн увлек нас за собой в дикие заросли, поведав нам, как он вышел победителем из нескольких схваток с туземцами, Охотился за дикими лошадьми на своем коне Серебряная Звезда, возвратившись с охоты в чем мать родила, если не считать сапог и пояса; затем три раза ломал себе правую ногу в одном и том же месте; потом где-то на реке Купер потерял триста фунтов, но вернул эти денежки по пути в Сидней, куда гнал гурт в тысячу голов скота.

У Билла даже дыхание перехватило. Его маленькая головенка не могла сразу вместить такую массу впечатлений. Даже Джо, наш трезвый, расчетливый Джо, и тот был захвачен рассказами Дэна. Им овладело неудержимое стремление вкусить от этой волнующей жизни в диких краях. Один лишь Дейв оставался спокойным и только улыбался — он-то хорошо помнил Дэна!

— Пойдем домой, — предложил Дейв.

Все тронулись к дому, а Дэн продолжал рассказывать:

— Да уж чего только я не повидал! Хлебнул жизни! Помню переход от Наджи-Наджи в Нормантон — пятьсот миль со свэгом на горбу, без башмаков и без единого шиллинга в кармане! А на последнем перевале ко мне пристали двое здоровенных датчан — хотели отобрать мех с водой. Дрались целых три часа! Ну я их хорошенько отделал. А потом пришлось всю воду до последней капли влить в пересохшие глотки, чтобы привести парней в чувство.

Дрожь волнения пробежала по спине Билла. Он замахнулся кулаком на фигуры враждебных датчан, возникшие в его воображении, и попал по загривку Дейву.

— Ты чего лезешь! — рявкнул Дейв и схватил Билла за шиворот; Биллу пришлось бы туго, если бы он не успел пролепетать, что он не нарочно.

Одновременно с нами к крыльцу подъехал отец на своей кобыле.

— Молчите, ни слова. Посмотрим, узнает он меня или нет, — сказал Дэн, удерживая Билла, который хотел было уже громогласно возвестить отцу о прибытии домой старшего сына и наследника.

Отец переводил взгляд с приближавшейся к нему группы людей на лошадей с повозкой, оставленных в поле без привязи, хмурился и выглядел весьма недружелюбно. Дэн отделился от остальных.

— Я же сказал, что он меня не узнает! — И он отдал отцу честь, словно тот был по меньшей мере полковником в золотых галунах и с деревянной ногой.

— Не знаю, кто ты такой есть, — угрюмо буркнул ему отец и раскрыл уже рот, чтобы отругать Дейва за безделье, но тут Дэн поклонился и торжественно произнес:

— Я ваш первенец Даниэль, сэр. Даниэль Дамаскус Радд.

Отец чуть не свалился с кобылы.

— Дэн! — радостно вырвалось у него, и он с распростертыми объятиями бросился к блудному сыну, но тут же осекся, вспомнив, как выгнал Дэна из дому, приказав больше не возвращаться, и даже побагровел от смущения.

И тут Дэн проявил свой стратегический талант.

— Ни слова, ни единого звука, — сурово сказал он, стискивал руку отца. И даже не покраснел! — Я знаю, что у тебя на уме. Не говори ни слова. Все в прошлом. А кто старое помянет… Ты выгнал меня, это правда, но я не сержусь. Тогда я это заслужил. И я ведь ушел. Разве я не повиновался тебе, как мужчина? А теперь… — тут Дэн помолчал, чтобы мать и все стоявшие кругом получше расслышали, — а теперь я вернулся (пауза)… более умудренным, более зрелым человеком (опять пауза)… и любящим сыном. . — тут Дэн хлопнул себя изо всей силы по тому месту, где раньше был карман (он его выдрал, чтобы перевязать ногу), — и более богатым человеком, который не нуждается в чьей-либо милости и не страшится чьего-либо гнева.

Дэн был на редкость хорошим оратором, что правда, то правда!

Никогда еще в жизни отец не проявлял такой стремительности, слезая с коня, — не будем считать тех случаев, когда он с него сваливался. Схватив Дэна за обе руки, он заплакал. Из его глаз скатились две крупные, как градины, слезы. Мы услышали только одно подавленное всхлипывание — такой звук издает жеребенок, когда у него першит в горле… Это было уже слишком! Мы опустили глаза и готовы были провалиться сквозь землю. Нам многое доводилось видеть, но как плачет отец… Это было выше наших сил.

— Ничего, — сказал Дэн тоном снисходительного всепрощения, держа руку над головой отца. — Ничего, не расстраивайся. Я уже давно забыл об этом и, видишь, вернулся. И вернулся, как вы, надеюсь, меня поняли, богатым и независимым человеком! — покровительственно взглянув на отца, он улыбнулся.

Дейв тоже улыбнулся и отправился работать, но его улыбка была вызвана совсем другой причиной: он хорошо знал, что его старший брат — непревзойденный враль.