На меня направлен сумрак ночи - [53]

20 октября из Москвы пришло известие о самоубийстве Ильи Габая, выбросившегося из окна 8-го этажа. Мы, нижегородцы, сбросились деньгами, и 23-го я, после ночного дежурства, должен был улететь на похороны, но был задержан в горьковском аэропорту все тем же Савельевым, отвезен на Воробьевку и после профилактической беседы отпущен. Деньги жене Ильи Гале мы переслали почтой.

28 декабря в Париже в ИМКА-ПРЕСС вышел первый том «Архипелага ГУЛАГ», взревели на полную мощность все глушилки Советского Союза. После кампании травли «литературного власовца» Солженицына 13 февраля 1974 года выслали из страны. Я, как и многие, воспринял его высылку как сигнал к усилению репрессий. Для подстраховки отнес один экземпляр стенограммы моего судебного процесса Диме Цветкову, у которого он через несколько лет был изъят при обыске.

Еще один экземпляр я летом передал в Москве Адели Найденович для напечатания в самиздатском журнале «Вече», который редактировал Владимир Осипов. Но в октябре, после выхода девятого номера журнала Осипова арестовали (за свои патриотические публикации он получил на суде в древнем русском городе Владимире 8 лет по ст. 70), и рукопись пришлось срочно забрать.

В марте Миша Панкратов и Елена Семека подали заявление на выезд и мгновенно получили разрешение и – неделю на сборы. Ранее они посетили семью Солженицына и застали ее в легкой растерянности: среди прочих предотъездных дел надо было по телефонной просьбе Александра Исаевича выслать ему его привычные личные вещи: куртку, головной убор и т.д. Все эти вещи должны были пройти дезинфекцию и быть снабжены разными справками. «Что надо делать?» – спросила Лена и быстро принялась за оформление всех процедур.

От них хотели побыстрее избавиться, но у Лены была проблема с сыном от первого брака. Ему не хватало несколько месяцев до 18 лет, а отец не давал разрешения на выезд. Была и другая проблема: старика Питера сложно было вывезти из-за массы бюрократических препон. Друзья предлагали оставить собаку в Москве. Но Миша сказал: «Это будет предательство!» В конце концов все уехали и поселились в Бостоне.

Весь 1974-й продолжались отъезды. Уехали Павел Литвинов, Александр Галич, участник демонстрации на Красной площади Владимир Дремлюга, писатели Виктор Некрасов и Владимир Максимов (в сентябре он уже подготовил в Париже первый номер журнала «Континент»)…

Но после того, как Сергей Ковалев, Татьяна Великанова и Татьяна Ходорович взяли на себя ответственность за выход «Хроники текущих событий», после долгого перерыва выход ее возобновился. Расширился обмен самиздатом, и во все большем количестве по разным каналам в страну потек тамиздат: журналы и газеты «Континент», «Синтаксис», «Русская мысль», «Грани» и художественная литература.

Под давлением мировой общественности генерала Петра Григоренко освобождают из психолечебницы. В мае 1975-го после сокращения второго срока возвращается в Москву Андрей Амальрик, автор книги «Просуществует ли СССР до 1984 года?»

В «Войне и мире» у Толстого, где описано московское и петербургское дворянство, все знают друг друга, состоят в родственных связях, а отъезжающему в провинцию всегда рекомендуют родственника, у которого можно остановиться. В диссидентской, или точнее правозащитной, среде с начала 70-х годов устанавливаются подобные отношения. Многие диссидентские семьи породнились. А ощущаемое некоторыми чувство некой элитарности было основано не на службе государю, почестях и наградах, а на понимании, что правозащитники идут в тюрьму за свои убеждения. И таких людей немного, это элита, от Сахарова и Солженицына до машинистки, перепечатывающей самиздат.

Сахаровская статья «О стране и мире» и присуждение ему в 1975 году Нобелевской премии мира – наиболее значимые события конца этого периода.

ТАРУССКИЕ СТРАНИЦЫ

А шмон затянулся. Клюют понятые.

Таруса, Таруса, Россия, Россия…

Выполняя весенние договоренности с Ариной и Аликом Гинзбургами (я везде буду называть Александра Ильича так, как все близкие называли его в жизни), я в начале июня 1973-го выписался из квартиры родителей, снялся с воинского учета и поехал в Тарусу, как думал, на постоянное место жительства.

Алик вышел из лагеря в январе 1972 года. В Москве, поднадзорный, он как и другие политзаключенные, отсидевшие срок по 70-й статье, жить не имел права. Из городов 101-го километра он выбрал Тарусу.

Таруса, воспетая Цветаевой и Паустовским, – город художников и писателей, где состоятельные москвичи на все лето снимали дорогие дачи, был одновременно и городом ссыльных, а с 70-х – и своеобразным центром политического вольномыслия. Потому в небольшом городке вместо уполномоченного КГБ был целый отдел этой организации. Кроме Гинзбурга в 1971 году там поселились Анатолий Марченко и Лариса Богораз, постоянно жили и другие семидесятники, в том числе реабилитированная дочь Цветаевой Ариадна Эфрон.

В 1972-м и зиму 73-го Алик жил у Оттенов, а весной купил полдома на улице Лесной. Полдома эти были бревенчатой развалюхой. Он с удовольствием и даже самозабвенно начал ее обустраивать, отрываясь на чтение самиздата, которым был полон дом. И на прием гостей. Арина с Санькой на лето переехали из Москвы к нему. Людмила Ильинична тоже.